Безоблачные и веселые деньки быстро ушли в прошлое и забылись, будто бы и не было их вовсе. Вот и Боря Подгорный разделил горькую судьбу сотен тысяч ребятишек. Их морили голодом и мучили холодом, они стали заложниками того жестокого и бесчеловечного эксперимента, который над ними решили провести гитлеровские полководцы и идеологи фашизма.
Сейчас Борису Подгорному почти 84 года, но этого полного сил и молодецкого задора мужчину невозможно назвать стариком. С раннего утра он начинает хлопотать по хозяйству, а обслуживание большого приусадебного участки и дома отнимает много времени и усилий, особенно зимой. Больше всего Борис Борисович любит топить печку дровами, они дают уютное, долгое и живое тепло. Он их много заготавливает, хорошо, что предприниматели отдают ему не нужные деревянные ящики и поддоны. Их дед Боря привозит домой, вынимает из них гвозди и шурупы, рубит, пилит и аккуратно складывает в поленницу.
Его не забывают социальные работники, волонтеры и кадеты. Ребята приходят убирать снег, весной помогают вскапывать огород, а осенью убирать урожай. Супруга Галина Дмитриевна, с которой Борис Борисович счастливо живет много лет, всегда напоит гостей ароматным чаем с домашней выпечкой, вареньями да солениями. И корреспондентов газет «Тувинская правда» Кирилла Самохвалова и «Шын» Шончалай Ховалыг чета Подгорных встретила с распростертыми объятиями. Что есть, то есть, эта семья радушная и хлебосольная. Но когда речь заходит о блокаде Ленинграда, перед глазами у Бориса Подгорного живо встают тот ужас и утраты, которые он пережил в детстве. Его рассказ невозможно слушать без внимания, и ты как будто переносишься в те года, когда вермахт стоял у ворот Северной столицы и именно в это время решалась судьба Отечества.
Пришла беда, отворяй ворота
– В те времена все были уверены, что враг будет разбит за несколько месяцев и эту трагедию никто не мог предсказать. В первые месяцы войны моего отца, его звали Бориславом, он был поляком и служил в «органах», призвали на фронт и больше я о нём ничего не слышал. Перед уходом папа принес домой, тогда мы жили в Петроградском районе на Левашевском проспекте в доме № 4, и установил печку-«буржуйку», запасся дровами и продуктами.
Я быстро стал главным добытчиком в семье. Скудной блокадной пайки катастрофически не хватало, невозможно прожить на 150 – 125 граммов хлеба и горсточку крупы в сутки. В одиночку или с друзьями собирали лебеду, на опустевших загородных дачах и покинутых прифронтовых деревнях выкапывали картошку, морковку и свёклу. Приносили домой на растопку разные деревяшки, которые остались от разбомбленных немцами домов.
Вскоре все ребята научились узнавать по гулу моторов марки вражеских самолётов. Мы безошибочно определяли, кто летит к нам и несет на крыльях со зловещими чёрными крестами смерть: штурмовики, пикирующие, легкие или высотные бомбардировщики. Они скидывали на нас тонны фугасных и зажигательных бомб, которые жестоко терзали и ранили наш прекрасный город.
Первые заморозки дали понять, что холода будут суровые и трескучие. Зимой 1941 года мне было около пяти лет, и именно она выдалась самой лютой, мы грелись, сжигая мебель и разобранный на дрова сарайчик.
Припасы берегли, как могли, но и они вскоре подошли к концу. Как и все ленинградские мальчишки, я ловил всякую живность, чтобы хоть как-то прокормиться. Больше всего было жалко кошек и собак, они смотрели на нас своими большими, влажными, полными преданности и верности глазами. Как бы безмолвно говоря: «Забирайте наши жизни, лучше уж мы погибнем, а вы живите». Когда кончились домашние животные, стали охотиться на крыс и мышей, собирали замерзших воробьев и голубей. Мама Валя ощипывала их и непотрошёнными кидала в кипяток, а для калорийности добавляла в синюшный бульон разную траву.
С началом 1942 года кончились и эти «деликатесы». Настоящей удачей стало найти тонюсенькие картофельные очистки и сварить их них похлёбку. Кое-как пережили этот год, а в марте 1943 г. случилось самое страшное горе. От холода и дистрофии умерла моя мама Валя, меня сразу же взяла к себе наша соседка Клавдия Григорьевна. У неё было двое своих детей, но, как говорится, где двое, там и третий. Я всеми силами старался не быть обузой и с удвоенной силой начал искать и добывать продовольствие.
В апреле у меня появился шанс уехать на «большую землю», и я им воспользовался, не хотелось мне никого обременять. Меня и других сирот везли на катерах, но нас разбомбили. Многим удалось спастись, кто-то сам выплыл, а некоторым помогли матросы. На берегу, не теряя времени, нас пересадили в автобусы, и мы двинулись дальше. Снова вдали заревели мощные моторы приближающихся бомбардировщиков, а через мгновение уши заложило от истошного визга, раздался взрыв, и я потерял сознание. Очнулся уже на деревянном столе, когда врач зашивал мне разорванное осколками плечо и животик. Детский организм сильный, не смотря на истощение, он жить хочет и через месяц я пошел на поправку.
Почти беспризорное детство и шальная юность
– После выздоровления меня и других ребят повезли в Сибирь, а конечной точкой длительного путешествия стал детский дом в городе Ленинск-Кузнецкий. Меня и ещё нескольких мальчишек сразу же невзлюбил наш воспитатель Курт, наверное, он был из поволжских немцев. Его бесконечные придирки сильно портили жизнь, например, помоешь перед завтраком руки, а он велит перемыть и снова находит какие-то провинности. Так частенько и приходилось идти на уроки голодным, а есть, ой, как хотелось. От безысходности пришлось воровать, мы тырили всё, что плохо лежит в продовольственных магазинах, этим и питались.
Вроде бы уехали за тысячи километров от войны, но и здесь было не безопасно. Кадровых работников милиции призвали в армию, а на место опытных сыщиков мобилизовали совсем ещё парнишек или даже девушек. Им трудно было бороться с матёрыми уголовниками и рецидивистами. В нашем шахтерском городке на всех ужас наводила банда «Чёрная кошка». Думаете, что она была только в Москве и Ленинграде? Нет. Подобные шайки действовали во многих областях и республиках СССР. На месте злодеяний они рисовали кошек или подкидывали котят.
Однажды я сам стал свидетелем их злодеяния, всё произошло стремительно. В магазин, где мы хотели украсть еду, зашел офицер, он держал за руку богато одетую девочку, наверное, это была его дочка. Сразу же за ними вошли два крепких, но юрких парня, один встал у дверей, а второй начал виться рядом с военным. Он хотел залезть к нему в карман за увесистым бумажником, но девчушка это заметила и вскрикнула. Злоумышленник ударил её по лицу своим фирменным оружием – перчаткой, на которую было прикреплено несколько самодельных острейших лезвий, и нанёс ей серьезную травму. Душегубы сразу же кинулись наутёк, но офицер молниеносно выхвалил из кобуры пистолет и выбежал за ними. Раздалось несколько выстрелов, а когда народ высыпал на улицу, то увидел застреленных наповал бандитов, им не удалось пробежать и десяти метров. Вот такие вот времена были.
Хорошее время для нас настало тогда, когда арестовали нашего воспитателя Курта. Не знаю, за что его посадили, люди поговаривали, что за воровство или какие-то махинации. На его место пришел мировой мужик, фронтовик, лётчик, который три раза горел в самолёте, но всем смертям назло остался жив. Он воспитывал нас по-армейски строго, но всё же, всегда был к нам добр и справедлив.
Жизнь стала налаживаться, а через много лет, именно 5 марта 1953 года, в день смерти нашего вождя Иосифа Сталина, меня приняли в комсомол. После этого я поехал в город Сталинск и поступил в ремесленное училище, начал обучаться столярному ремеслу. Практику проходил в бригаде Даниеляна, он был весёлым, громогласным и юморным армянином, но, несмотря на это, дисциплина у нас была железная. В нашем училище давали только третий разряд, а я справлялся с заданиями аж на шестой. Вся бригада подала ходатайство, чтобы мне присвоили пятый разряд в качестве исключения. Так и случилось, а уже дипломированным специалистом я остался работать у Даниеляна. Мы строили дома, стеклили окна и настилали полы, но вскоре выпал шанс проявить себя. Нас позвали возводить проспект «Металлургов», а позже удалось принять участие в строительстве крупного железнодорожного вокзала. В то время мне было уже за 20 лет, а в армию меня всё не призывали, я начал волноваться и сам пошел в военкомат.
Армия и труд дали путёвку в жизнь
– Выяснилось, что моё личное дело потеряно и обо мне никто не знает. Военком дал задание всё восстановить и спросил, в каких войсках я хочу служить. Без раздумья ответил, что в авиации, как мой детдомовский воспитатель, которого я искренне уважал. Когда заполняли анкету и документы, то военный мне предложил написать имя на русский манер – Борис Борисович Подгорный. До той поры я был Брониславом Брониславовичем Подгурным, но в те времена в Восточной Европе назревали волнения и меня из-за такого имени и фамилии могли ждать серьезные неприятности. И я согласился с его предложением. В «учебке» удалось проявить себя с лучшей стороны, по всем предметам были хорошие оценки, а азбуку Морзе выучил назубок. Мне повезло, меня взяли в авиаполк, который дислоцировался в городе Канске на должность стрелка-радиста бомбардировщика «Ил-28».
Служба шла удачно, однажды даже посчастливилось оказывать братскую помощь Китаю. На наш самолёт установили специальное оборудование, и мы двое суток вели облёт границ и собирали разные данные. Когда приземлились на китайский аэродром, то отдали собранную информацию местным военным. Они были рады и отблагодарили нас всевозможными подарками. Нам даже удалось погулять по окрестностям, рядом с аэропортом располагалась небольшая и крайне бедная деревня. Её жители с восхищением рассматривали нашу дорогую и добротную лётную форму. Все деревенские были одеты практически в лохмотья, а их дети смотрели на нас голодными и жалостливыми глазами. Мы, не сговариваясь, решили отдать ребятне наши сухие пайки, наверное, они такой роскоши отродясь не видели. Мы угостили их разнообразными мясными, рыбными консервами, галетами и шоколадом. Малыши были нам очень благодарны, а мы не могли поступить иначе, ведь они напоминали нам о том голоде, который был нашим постоянным спутником в детстве. Наша командировка заканчивалась, и экипаж покинул Китай с тяжелым сердцем.
После демобилизации вернулся в Сталинск, к тому времени его уже переименовали в Новокузнецк, захотел выучиться на водителя и вскоре осуществил свою мечту. Когда набрался опыта, судьба улыбнулась мне, встретил шоферов из Тувы, и парни предложили мне перевестись к ним. Так в сентябре 1967 года я и перебрался в республику голубых рек и озёр. Работал на автобусах и грузовиках, удалось исколесить всю Сибирь и побывать в Монголии. Повстречал свою будущую супругу Галину и уже много лет живем душа в душу. Вырастили детей, уже подрастают внуки-отличники, которыми мы искренне гордимся. Одно меня временами разочаровывает, когда по телевизору сытые и хорошо одетые «эксперты» всех мастей рассуждают о блокаде Ленинграда. Они хотели бы сдать его врагу и это, по их мнению, позволило бы избежать жертв и сохранить много жизней. Но они не учли, что Гитлер и его союзники были намеренны стереть наш город на Неве с лица земли и это не мои слова, а доказанный исторический факт. Я думаю, что подрастающее поколение должно знать правду о тех суровых годах. Ведь мы победили благодаря интернационализму, сплочённости и бесконечной вере в общее дело. И пусть сегодня уже нет Советского Союза, но я думаю, что все республики бывшего СССР должны жить в гармонии, мире и согласии. Нам лучше дружить, а не ссориться и воевать.
Кирилл САМОХВАЛОВ
Фото из архива Бориса ПОДГОРНОГО
