Тувинская правда 12+

Такая сильная «чёрная мышка»

30 ноября 2020
71

И когда ветеран вышел из здания на улицу, чтобы поехать домой на велосипеде, его «железный конь» надежно застрял в снегу. Пришлось катить. Удивительно, но в свои 84 лет года этот замечательный человек ездит на велосипеде, ездит по Туве, пишет, ведет активный образ жизни и имеет замечательное чувство юмора.

За многолетнюю добросовестную работу в сфере журналистики Кара-Куске Чооду в октябре 2020 года удостоен почетного звания «Заслуженный журналист Республики Тыва».

В год желтой мыши мальчика назвали Кара-Куске – «черная мышка». Такие незвучные имена в начале 20 века давали детям при рождении во многих тувинских семьях. Для того, чтобы, по поверью, злые духи обошли младенца стороной. Злые духи, в отличие от КГБ, не тронули мальчика, но он, как маленькая песчинка, как один из многих, попал в возрасте 8 лет в гигантское колесо политических репрессий, в одночасье став сыном врага народа. И был вычеркнут из всех списков, оказавшись на улице 1 сентября 1949 года, когда со своими одноклассниками должен был идти в третий класс интерната в селе Самагалтай.

Пережив молох репрессий, бедность и голод, смерть матери, арест отца, бродяжничество, мальчик выучился на агронома, работал по специальности и писал книги. Кара-Куске Кунзековичем Чооду выпушено около сорока книг на самые разные темы: в своих произведениях автор пишет о политике, людях, событиях. А еще книги для детей. Самая первая называлась – «Капель».  Последняя, выпуска 2020 года, «Коронавирус – «контр» вирус». Еще он всегда писал добрые детские рассказы о животных, птицах, простой аратской жизни. Детская библиотека села Самагалтай названа именем Кара-Куске Чооду. Самагалтай – то место, где маленький Кара-Куске впервые узнал, что такое оказаться в полном одиночестве. С ветераном тувинской журналистики, членом Союза Писателей России всегда интересно разговаривать на самые разные темы. А я попросила его вспомнить те времена, когда восьмилетним мальчишкой он остался один на один с суровыми обстоятельствами.

Уже став взрослым, я начал искать дело моего отца, чтобы реабилитировать его честное имя. По документам партийного архива я выяснил, что в 1931 году мой отец окончил партшколу в городе Кызыле. Работал следователем, председателем народного суда в Тес-Хеме, в 40-ые годы числился председателем сумона Берт-Даг, председателем комиссии по сбору подарков на фронт, после - парторгом сумона Кызыл-Чыраа (ныне село Ак-Эрик) Тес-Хемского района, где сейчас установлен памятник с именами репрессированных из этого сумона.

- За что был осужден Ваш отец?

- За то, что он, будучи партийным работником, устроил праздник для трехлетнего сына своего брата – «Той». А в те времена национальные праздники были под запретом.  В деле написано, что на этом празднике он якобы восхвалял старый строй.

«Выписка из постановления на арест Чооду Кунзек Чыргала от  27 июня 1949 года: Чооду Кунзек в сентябре 1948 года, приглашенный к своему брату Мандаа, по случаю крестин сына, говорил: «Вот видите, как хорошо было раньше, когда справляли религиозные обряды в Туве, когда и народ-то Тувы жил лучше, чем при советской власти». Антисоветская националистическая деятельность Ч. Кунзека подтверждается 7 свидетелями». Тувинским Областным Судом мой отец Чооду Кунзек Чыргалович был осужден к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества и лишением конституционных прав на 5 лет после освобождения.

- В те годы Вы учились и жили в интернате села Самагалтай, ведь мама умерла еще в 1947 году?

- Два года болела мама, я пропускал школу. Это было с 1943 по 1947 год. Я появлялся школе в начале учебного года, потом снова уезжал на стоянку смотреть за хозяйством. И я, совсем маленький, как-то управлялся. Отец был председателем сумона, все время занят. Еще он был председателем комиссии по сбору средств для фронта. Когда умерла мама и появилась мачеха, отец меня отправил из сумона Кызыл-Чыраа в Самагалтайский интернат, где училось много детей партийных работников. Закончив два класса, я собирался пойти в третий. И именно в этот год мой отец, как враг народа, был арестован. И мне не суждено было пойти в третий класс со всеми.

- Вас не пустили в интернат?

- Не просто не пустили, а выгнали. Было 1 сентября, прошла торжественная линейка. Всех детей повели на ужин, а передо мною, как сыном контрреволюционера, сотрудники КГБ просто закрыли дверь столовой. Я пошел в интернат, какой-то человек меня окликнул, сказал, туда нельзя. А куда можно? Идти некуда, отец арестован, мать умерла, была мачеха. Только ведь до сумона 40-50 километров, где мне дойти? А в Самагалтае я никого не знал, ведь все время жил на чабанских стоянках. Возле столовой раньше церковь была, там камни остались. Забился между камнями и сидел. Потом заснул, а проснулся от холода. После ходил вокруг интерната, одноклассники мне хлеб вынесли, чтобы поел.

- Неужели никто не помог?

- Это было опасно – помогать врагам народа и их детям, запрещено. Но наш директор школы через несколько дней как-то рискнул. Поздно вечером Оюн Думбуу Арапчинович нашел меня возле какой-то юрты с охапкой дров, привел к себе домой, и я у него несколько суток провел. Правда, он сказал: не выходи, в окно не выглядывай. Он решил отправить меня на стоянку к мачехе. Долго ждали машину, одна она была. Директор написал записку руководству сумона Кызыл-Чыраа, чтобы забрали меня. Пришла машина и вот я приехал, пришел в сельсовет, расположенный в юрте. Там начали даргалары списки смотреть. Посмотрели и говорят: такая семья в сумоне не проживает. Нет таких, и детей нет! Мне, третьекласснику, вот так сказали: «Мы выписали семью «контра» из общих списков сельчан. Спрашивай у тюремщиков, где твои родные!».

А ведь когда я приехал, то ведь увидел нашу юрту и мачеху, которая вышла посмотреть, кто приехал. Все боялись подойти.

- Получается, вот стоит перед даргаларами ребенок, а ему говорят, что его нет?

- Ну да. В сельсовете сказали – езжай в милицию в Самагалтай, пусть там с тобой разбираются и дают ходатайство в школу. Делать нечего, нужно ехать обратно. Тут мачеха меня отозвала и тихо говорит: туда нельзя, и на нашу юрту показывает. Езжай, говорит, в Берт-Даг, там есть родственники моей родной матери.  «Здесь за мной, - говорит мачеха, - после ареста твоего отца день и ночь следят».

- В родное село нельзя, в интернат нельзя... Вы, как будто между небом и землей оказались...

- Оказался. И на той же машине, что приехал в сумон, обратно в Самагалтай поехал. Пришел к директору. У него и ночевал. А тот ходил по даргаларам, пытаясь помочь. 15 суток я как мышка (не даром и имя у меня такое!) у него дома сидел. Потом он меня привел в одну квартиру, это оказались мои родственники, тихо сказал: «В КГБ знают, в райкоме, милиции тоже, не бойтесь». Так я стал жить у этих людей тайно, и по улице старался в людных местах не появляться. Как тень проскальзывал. Ночевал у них дома, уроки брал в школе-интернате, кушал в интернатской столовой, а вот на дополнительные занятия ходить нельзя было. А уроки делал самостоятельно, не как мои одноклассники – с учителями. Только видел я, что следили за мною военные.

- Вы как-то говорили, что вам хотела помочь классный руководитель, за что и пострадала.

- Да, Лидия Самбуевна Кызыл-Тас все хотела устроить меня в детский дом, или летом отправить в пионерлагерь. Она ходила по этому вопросу ко многим даргаларам по несколько раз за учебный год. Ее и уволили за такое сердобольное отношение к сыну врага народа. Она уехала из Самагалтая, а вернулась только через 8 лет.

- После смерти Сталина в 1953 году пошли какие-то послабления в отношении репрессированных и их детей?

- Немного легче стало, я смог доучиться в интернате, окончил 7 классов, даже в комсомол вступил, проглядели, что ли? Потом поступил в сельхозтехникум в городе Кызыле. Отец отсидел в Ангарской и Иркутской тюрьмах 6 лет, и, в связи с амнистией, его освободили раньше - в 1955 году. Я тогда учился на втором курсе, когда бывший директор школы Оюн Думбуу привез ко мне отца. Потом отец уехал в родной сумон. Прожил до 1973 года, так и не дождавшись реабилитации. Его честное имя было восстановлено лишь в 1994 году по моим многократным обращениям в Москву и к руководству республики.

P.S.  Трудные, тяжелые времена выпали на долю многих аратов во времена репрессий. Даже известный непобедимый скакун Эзир-Кара был отправлен на сктобойню, когда его хозяин по навету отправился в тюрьму. Скакуна не пустили на скачки! Что же говорить о людях… Если вы будете в селе Ак-Эрик Тес-Хемского района, обязательно найдите небольшой постамент-памятник репрессированному коню. На нем имена тех, кто безвинно пострадал от репрессий только в одном сумоне - Кызыл-Чыраа.

Татьяна РАМАЗАНОВА

Фото автора; из архива Кара-Куске Чооду и Арслана АРАКЧАА

"Тувинская правда" №89 от 28 ноября 2020 года.

Редакция «ТП»