Зашла в первый попавшийся двор. Там состоялась знакомство с Конгуштаем Каскайбом (1925 г. рождения). Старик оказался одноглазым и с тросточкой, но при этом производил впечатление очень счастливого и довольного жизнью человека. У него три дочери и один сын, они живут своими семьями. Жена Окэ Багжи временно отсутствовала, она уехала к родственникам в соседнюю деревню. Мы разговорились. Старик не только задавал много вопросов о Туве, но и пытался общаться со мной на русском языке. Надо заметить, что препятствий для обоюдного понимания у нас не возникло.
С первых дней пребывания в Синьцзяне я обратила внимание на присутствие русских слов в языках местных народов. Такие слова, как революция, марксизм-ленинизм, партия, политика, Советы, автономия, республика и ряд других, явно указывали на некогда существовавшее идеологическое единство между бывшим СССР и Китаем. Лексикой подобного рода, как и следовало ожидать, хорошо владеют представители партийной номенклатуры, в том числе члены нашей делегации. Школьные учителя в Коме часто произносили такие слова, как школа, классы, гимназия, техникум, институт, университет и т.д. Более того, названия некоторых дисциплин, которые преподаются в них, произносились также на русском: математика, химия, орфография, педагогика, право и другие.
Наличие русских слов в языке народов Синьцзяна объясняется довольно просто: до начала «культурной революции» в Китае, на территории Алтайского аймака проживало много русских староверов. Они жили большими деревнями, занимались земледелием, имели свои русские школы, куда брали учиться и местных детей. Но грянувшая «культурная революция» пришлась им не по душе и вынудила покинуть обжитые места. Какая-то часть староверов уехала в Австралию, другая перебралась в Америку через Бразилию, а большая часть обосновалась в России в пределах нынешней Республики Алтай. С тех пор остались в языках местных народов русизмы. Местное население с особой теплотой вспоминает то время, когда рядом с ними жили русские староверы. И старик Каскайб с радостью вспоминал, как учился с русскими детьми.
Вскоре к нашей беседе присоединился еще один мончак. Правда он был пьяненький. Он спрашивал меня о политике, о судьбе социализма в России. Он высказывал резкое недовольство по поводу того, что развалился Союз, что мы отошли от идей марксизма-ленинизма. «Зачем вы заглядываетесь в сторону капитализма? Что там нашли?» - возмущенно спрашивал он. Да, товарищ оказался очень идейным. Он же жаловался на казахов, которые проявляют по отношению к мончакам высокомерие и пренебрежение. «Нас очень мало по численности, вот казахи и угнетают нас» - объяснял он. Кстати, за все время мончаки ни разу не жаловались на монголов, претензии у них были только к казахам.
Основными этническими партнерами тувинцев в Синьцзяне на протяжении нескольких веков и по сей день являются монголы и казахи; по сравнению с ними представители других этносов из-за малочисленности и разобщенности гораздо в меньшей степени взаимодействуют с тувинцами. Из всех соседних народов монголы доминируют в качестве брачного партнера тувинцев, хотя в целом их число в тувинских семьях не столь значительно. Тувинско-казахские браки у них практически не встречаются. Подобная ориентация проявляется и в системе школьного образования. Подавляющее большинство китайских тувинцев предпочитает обучать детей в монгольской школе, а не в казахской, как следовало бы ожидать, учитывая языковое родство между казахами и мончаками. Предрасположенность к монгольскому языку в немалой степени обусловлена конфессиональным фактором – монголы, как и мончаки, являются буддистами.
Подошли еще три парня. Они особенно интересовались тем, как можно доехать до Тувы, сколько это стоит и т.д. Они были уверены, что если ехать прямо от них в Туву через Алтай на лошадях, то потребуется 3-4 дня пути. Когда я спросила их, какую страну они хотели бы посетить, они ответили: «Россию, а именно Туву, родину наших предков». Однако желания уехать в Туву на постоянное жительство не изъявили. Аргумент у них был следующий: «Мы отсюда никуда не уедем, здесь похоронены наши отцы и деды». Они, конечно, настоящие тувинцы, которые никогда не покидают землю своих предков. Примерно так же отвечали и другие мончаки, когда речь заходила на тему, не переехать ли им в Туву. При этом они относятся к Туве как к большой Родине, образ которой идеализируется не только в устном народном творчестве, но и в представлении людей. Одна дама как-то спросила меня, не случится ли так, если вдруг они (мончаки) окажутся в Туве, то сойдут с ума от той роскошной жизни, которой живут российские тувинцы. Почему-то многие мончаки были уверены, что их сородичи в России живут намного лучше, чем они. Впрочем, они в чем-то были правы. Я сравнивала их жизнь с нашей и приходила к выводу, что судьба российских тувинцев сложилась намного полноценнее. У нас имеется национально-территориальная государственность – Республика Тыва; сохранился тувинский язык, на котором издаются книги, учебники, газеты, журналы; на тувинском языке вещает местное радио и телевидение; тувинский язык и литературу изучают в школах; и наконец, тувинцы включены в официальный список народов Российской Федерации. Всего этого китайские тувинцы лишены, а потому они чувствуют некоторую свою ущербность.
К вечеру я вернулась в дом начальника Солонго. Здесь резали барана для гостей. Зрелище не для слабонервных. Сначала несколько взрослых мужчин вслух произнесли краткую молитву, смысл которой заключался в прошении у духов природы разрешения на умерщвление животного. Затем один из мужчин, надо полагать самый опытный в таких делах, положил барана на землю, склонил его голову над большим тазом и одним решительным движением перерезал животному горло и пустил кровь. Этот способ позаимствован мончаками у казахов. В то же время, как сказал Солонго, им известен традиционный способ бескровного умерщвления барана, но они к нему прибегают только во время обряда освещения оваа, сакральный характер которого не позволяет совершать кровавые жертвоприношения.
Разделывание барана дело долгое и хлопотное. Пока хозяева этим занимались, я общалась со всеми, кто хотел со мной пообщаться. Специально пришел старик Орзугур Максыр, чтобы оказать знак уважения. Он вынул из-за пазухи небольшой пузырек тувинской водки, налил ее в стопку, отпил немного и передал мне. Я не имела права отказать и тоже пригубила. Между стопками дед Максыр пел песни. Когда пузырек был раздавлен, старик поцеловал мне руки, откланялся и ушел. Было что-то очень трогательное в этом жесте. От него веяло традиционностью и душевностью. Никогда не забуду этот эпизод.
Тем временем в местном клубе начались танцы. Я бы не пошла туда, если бы не настойчивые уговоры мончаков. Пришлось сдаться. Заметила, что люди в этих краях с радостью и большим удовольствием принимают участие в танцевально-развлекательных мероприятиях. Для них это не только отдушина, но и возможность пообщаться и поделиться последними новостями.
Пол в клубе был земляной, свет тусклым. Играл магнитофон, звучала китайская музыка, под которую практически невозможно было танцевать. Но это никого не смущало. Все отплясывали от души, а между танцами пели. Временами китайскую музыку разбавлял Солонго: он брал баян в руки и с большим задором исполнял тюрко-монгольскую музыку. Такой жизнерадостной и искрящейся атмосферы я не видела, разве что в старых советских фильмах 1950-х годов. Танцы наверно продолжились бы до утра, если бы не погас свет. Движок выдохся. Всем пришлось разойтись.
В доме Солонго гостям подали свежего барана. Баранина в этих краях пользуется наибольшей популярностью, на втором месте идет говядина, затем козлятина. Конина употребляется крайне редко, лишь тогда, когда никакого другого мяса нет. Хозяин заметил, что они делят скот на две группы – с горячим дыханием (овцы, лошади) и с холодным дыханием (козы, крупный рогатый скот, сарлыки).
Перед нами выставили вареную баранину, разрезанную на куски, и крепкий бульон. Чистый бульон, как мне объяснили, подают только для высоких гостей, для себя же мончаки в бульон добавляют картошку, лапшу или пшено. Солонго сожалел о том, что из-за присутствия гостей казахской национальности, он не смог приготовить кровяную колбасу. В отличие от мончаков мусульмане, в том числе казахи, никогда не употребляют в пищу кровь животного из соображения, что в момент забоя в кровь выбрасывается огромное количество ядовитых веществ, вредных для человеческого организма. Если бы присутствовали только мончаки и монголы, то можно было бы приготовить кровяную колбасу двух видов: начиненную помимо крови мелко нарезанным салом и начиненную внутренностями с добавлением дикого лука и соли. И тогда это был бы настоящий тувинский «изиг хан» (горячая кровь).
Трапеза затянулась до полуночи. Не обошлось без песнопений. Все-таки любовь к пению в этих краях неистребима! Людей здесь не надо просить спеть, они сами предлагают («давай я тебе спою», «я хочу подарить тебе песню», «я хочу выразить свою душу тебе в песне»). Разошлись поздно, когда все было съедено-выпито, когда все вдоволь напелись.
Меня уложили спать на прежнее место. Засыпая, я почувствовала проступающие признаки простуды. Видимо купание в холодных водах Ханаса не прошло даром. Медикаментами я не запаслась. Понадеялась на летнюю погоду и молодой организм. А зря.
2 июля
Проснулась я уже больной. Все признаки простуды были налицо. Впереди еще долгая дорога, надо что-то предпринимать. Я попросила супругу Солонго отвести меня к местному врачу. Мы пришли к женщине средних лет, очень приятной, спокойной и располагающей к себе. Звали ее Буюн Делгер. Она тувинка из рода Хойюк. Я вчера ее видела на танцах в клубе.
Буюн отложила таз с бельем (она стирала во дворе своего дома) и пригласила пройти в небольшую пристройку. Это был медицинский пункт. Здесь доктор Буюн ведет прием больных. Она осмотрела меня, сказала, что ничего страшного нет, это обычная простуда. Выдала белые и желтые таблетки и велела принимать их 3 раза в день. Денег с меня она не взяла.
Медицинский пункт у Буюн был очень скромным. Здесь находился простейший медицинский инструментарий и кое-какие медикаменты. Больше по существу ничего не было. Когда спросила ее, с какими заболеваниями к ней чаще всего приходят пациенты, она перечислила их. Это в основном повышенное давление, артрит, отит, бронхит, сердечные заболевания. Доктор Буюн также принимает роды на дому. Супруга Солонго в свое время обращалась к ее услугам, говорит, что у нее невероятно «легкие руки».
Мне стало заметно полегчало после первого приема таблеток, почувствовала, что смогу быстро прийти в нормальное состояние и продолжить поездку. Это было для меня очень важно.
Сегодня я познакомилась со свекровью Солонго. Она живет вместе с семьей дочери. Зовут ее Тамил Самдырын, ей 63 года. Она давно овдовела. У нее два сына и две дочери. Заяты, супруга Солонго, самая старшая, поэтому она и взяла к себе маму. У мончаков не принято оставлять в одиночестве пожилых родителей. Во всех семьях, в которых была, молодые живут с пожилыми родственниками. Для них это норма.
Тамил говорила на чистейшем тувинском, безо всякого монгольского акцента (который часто встречается у мончаков). Я получила истинное наслаждение от ее речи. По-моему, даже в Туве я не встречала таких безупречных носителей языка. Примерно на таком же уровне тувинским владела Эши Даваа в Коме, одна из первых моих информантов.
Выкроилось небольшое время и я записала несколько слов и выражений, которые по-разному звучат у российских и китайских тувинцев. Мне в этом помогли молодые мончаки. Возможно, это будет интересно для филологов и лингвистов, которым в руки попадут мои записи.
Божуур (рожать) – на мончакском будет холун-будун тыртар. Билзек (кольцо) – чустук; очулдурар (переводить) – андарар; чугаалаар (разговаривать) – хоочулаар; школа – мехтеп (казх.яз); ачай (отец) – ажай или эжей; хойну озээр (резать барана) – хойну сояр; медээ (новости) – мидээ-шимээн; каш харлыг силер (сколько вам лет?) – чеже чаштыг силер? Чараш (красивый) – чаагай; мун (тысяча) – мын; айтырар (спрашивать) – сураар; ашак (старик) – ашияк; эвээш (мало) – ивиээш; акый (брат) –ага; дунмай (младший брат или сестра) – хаа-дунма; кижи (человек) – амьтан; баш саны (количество человек) – тын саны; кырганар (пожилые люди) – хоочунар; шофер, водитель – чопр; телевизор – тянжи; аалчы (гость) – кунак; моортай (кошка) – мыс или мысык. Мен сенээ ынак мен (я тебя люблю) – мен сени эки коор дур мен.
Из этого небольшого набора случайных слов и выражений видно, что в языке китайских тувинцев присутствуют монгольские (сураар, ага), казахские (мехтеп, кунак) и китайские (тянжи) заимствования. Это вполне закономерный процесс в условиях проживания мончаков в многонациональной среде.
Жена Солонго подала горячий обед. Сегодня мы покидаем Ак Хаба. Мончаки сказали, что вряд ли я еще в поездке услышу тувинскую речь, поскольку все тувинские селения уже позади. Они спрашивали, нельзя ли мне каким-то образом остаться с ними. Ну, конечно, нельзя. Не могу же я позволить себе стать иностранкой, нарушившей визовый режим. Было немного грустно. Неизвестно, вернусь ли я снова в эти края, но выпавший мне шанс считаю великой удачей, ниспосланной свыше.
3 июля
Утром после завтрака члены делегации уехали доделывать командировочные дела, а мы с Муратом остались в гостинице. В этой же гостинице Мурат случайно встретился со своим знакомым, немецким тюркологом Томасом. Он его представил мне. Мы разговорились. Томас очень удивился тому, что мне удалось побывать в тех местах, куда обычно иностранцев не пускают. Оказалось, он пять лет подряд пытается попасть к кок мончакам, но безуспешно. От Томаса я вновь услышала о мончакском парне из Ханаса, с которым он познакомился в Будапеште. Кстати, я вспомнила, что об этом же парне мне рассказывал венгерский аспирант Отто в Кембридже еще в прошлом году. Мир тесен или слой тонок.
4 июля
Впервые за эти дни пошел дождь. Он шел недолго, но интенсивно. Я в этом увидела добрый знак. Мы ехали в город Карамаи, что в переводе с казахского означает «черная нефть». Это город нефтяников. И он произвел на меня впечатление. Здесь было сравнительно чисто, люди были хорошо одеты. Чувствовалось, что здесь уровень жизни значительно выше, чем в других местах.
По пути члены делегации рассосались. Кто-то остался в Алтае, кто-то поехал в Бурчин и т.д. Все разъехались по домам. Нас осталось 5 человек: водитель Люи Джонг (китаец), Бальжин (монгол), Кичышин (маньчжур), Мурат и я. Нам надо вернуться в Урумчи.
5 июля
Весь день в пути. В Урумчи приехали к 15 часам. Меня привезли в тот же самый гест-хаус, в тот же номер. Здесь произошли некоторые положительные перемены. Кран починили, он перестал течь; на окне повесили марлю от мух; разодранные обои заклеили. В целом стало чище и опрятнее. К приезду американцев подготовились как могли.
6 июля
Весь день предоставлена самой себе. Проехалась по местным магазинам и рынкам. Купила небольшие подарки для домочадцев, подруг и коллег. Местные магазины изобилуют богатым ассортиментом. Подавляющее большинство товаров китайского производства. Не все они высокого качества, однако, товары в государственных магазинах значительно лучше и качественнее, чем те, что продаются на уличных рынках. Цены вполне приемлемые. Продуктов тоже полным-полно. Одним словом, люди одеты, обуты и накормлены.
У нас в России сейчас совсем другая ситуация. Кругом пустые полки и прилавки, нет ни промышленных, ни продовольственных товаров. В продаже нет элементарных вещей: туалетной бумаги, мыла, зубной пасты, шампуня. Отовариваемся по талонам.
Весь вечер смотрела китайское телевидение. Оно очень прикольное.
7 июля
Выдался день приемов. Цуй привел ко мне в номер весьма уважаемых людей. Это сотрудники Института Средней Азии Академии общественных наук КНР: директор института Шы Синьгуо, ученый секретарь Научного общества Синьцзяна Сишинь Го и переводчик Турсун Рашид. Их почему-то больше интересовали не научные темы, а коммерческие. Например, они спрашивали, какие товары нужны Туве, как лучше производить взаиморасчет (в долларах или бартером), каким путем можно переправлять товары в Туву. Все-таки торговая жилка в китайцах неистребима. Конечно, я не могла дать исчерпывающую информацию, поскольку никогда не интересовалась подобными вещами.
После обеда пожаловали Вице-президент местного пединститута, заведующий иностранным отделом и ученый секретарь. Их переводчиком была та самая Зоя (ее китайское имя Жэнь Сюлань), которая раньше приходила ко мне с другими китайцами. Гости поинтересовались, как состоялась поездка к китайским тувинцам, осталась ли я довольна ею.
Вечером Мурат пригласил нас с Цуем к себе в гости. У него в доме уже находились два китайца, по всей вероятности, коллеги Мурата и англичанин Эдмонд Уайт, приехавший в Синьцзян вести полевые исследования среди уйгур. Для нас был накрыт стол в местном стиле. Об этом позаботилась жена Мурата Дилбер.
Мы общались, много шутили и пели. Особенно душевно пела Дилбер. У нее оказался совершенно потрясающий голос. Разошлись по домам поздно.
8 июля
Утром подъехал Цуй. Мы поехали в авиакассу и забронировали мне место на рейс. У меня был билет с открытой датой. Потом Цуй уехал в гостиницу к Эдмонду, чтобы вернуть ему сумку, которую он вчера оставил у Мурата дома.
На улице поменяла 20 долларов. Курс оказался один к восьми, хотя в начале я меняла по курсу один к десяти. Как спокойно гуляет доллар по стране. Его можно поменять где хочешь и когда хочешь.
9 июля
Весь день в сборах. Приводила все свои записи в порядок (это мой главный капитал). Просматривая их по диагонали поняла, что много интересного успела записать. Мне уже не терпелось обнародовать собранный материал.
Поздно вечером ко мне неожиданно пришли Бальжан Жимбиев и Церен. Это коллеги по кембриджскому проекту. Бальжан из Улан-Удэ, он архитектор. Церен монгол, живет в Урумчи, по специальности ветеринар. У них были свои полевые исследования по линии проекта.
Церен сказал тоном, не терпящим возражения, что мы сейчас едим к нему домой, чтобы я не беспокоилась и не волновалась, он берет ответственность за то, чтобы вовремя привезти меня в гест-хаус. Знаю, что Церен и Бальжан мужчины ответственные, им можно доверять, они не подведут. Мы поехали к Церену. Он как гостеприимный хозяин принял нас по высшему разряду. Мы до полуночи проболтали, делились впечатлениями о своих поездках по Синьцзяну, вспоминали Кембридж и т.д. Все-таки нам повезло, что мы попали в этот проект. В этом безусловно была заслуга Кэролайн Хамфри.
10 июля
Сегодня улетаю в Алмату. Проводить меня приехал Цуй. Нам подали ту же самую машину и того же самого водителя, что и в первый раз. Мы приехали в аэропорт заблаговременно. Багаж у меня оказался тяжелым за счет подаренных книг.
Мы тепло попрощались с Цуй, я искренне поблагодарила его за поездку. Кажется он устал от той ответственности, которую нес за меня. Я бы на его месте тоже устала.
В аэропорту с каждого пассажира брали по 11 долларов. Сказали, что так положено, что это сборы на ремонт аэропорта. Я приготовилась заплатить, но меня каким-то странным образом проигнорировали и пропустили. Бывает же такое.
В накопителе было много россиян. Они до предела были навьючены большими чемоданами, коробками, тюками и т.д. Везли все, что можно: телевизоры, ковры, термосы, плафоны и пр. За перевес багажа они платили большие деньги, платили без сожаления. Главное для них было довезти все это добро до дома.
Мы благополучно прилетели в Алмату. Осталось совсем немного, чтобы добраться до дома. Надо купить билет до Красноярска, а оттуда лететь в Кызыл. Предстоит серьезная работа по обработке, осмыслению и анализу собранного материала.
Марина МОНГУШ,
доктор исторических наук.
"Тувинская правда №53 от 13 октября 2021 года.
Продолжение читайте в следущем номере газеты.