27 июня
Утром многие члены партийной делегации выглядели помятыми, что было вполне ожидаемо. В районе 11 часов выехали в Ком. Расстояние между Бурчином и Комом - 180 километров. Дорогая была очень плохая, нас трясло от начала до конца. В пути три раза останавливались. Первый раз в местности Халхутон, где в основном живут казахи. Второй раз – на перевале около оваа, чтобы принести жертвоприношения духам-хозяевам местности. Третья остановка была вынужденной – у нашей машины спустилось переднее колесо, пришлось его менять.
В Ком мы приехали поздно вечером, уже начинало темнеть. Это была небольшая деревня, расположенная у подножья горы Бош-Даг, с убогими деревянными домами. Нас, меня и еще трех женщин, ехавших в составе делегации, разместили в темной и сырой комнате, где было четыре кровати с грязными матрасами и одна тумбочка. Мужчин поселили в такие же условия. Мы были довольны – есть где отдохнуть после долгой дороги.
Мы с Муратом зашли в китайскую лавку, чтобы купить гостинцы – предстояла встреча с местными детьми. Это оказалось страшненькое и тесное здание четырехугольной формы, без окон, с узкой дверью; за прилавком стояли мужчина и женщина средних лет, это были китайцы; тускло горела свеча, а рядом с ней находились весы очень старинного дизайна. Купили три килограмма ужасных леденцов по шесть юаней за килограмм. Другого выбора не было.
Потом нас пригласили на чай. Перед этим предложили помыть руки: нам наливали воду из чайника и подали ужасно грязное полотенце. В этих краях весьма своеобразное понятие о чистоте и гигиене.
Мы вошли в небольшой дом, видимо, специально предназначенный для гостей. Две молодые женщины занимались приготовлением еды. Мурат, указывая на них, прошептал: это тувинки. Сначала я опешила, но потом быстро собралась, подошла к ним и на одном дыхании выдала:
- Здравствуйте! Я тувинка из России, специально приехала сюда, чтобы встретиться со своими сородичами. Я очень рада видеть вас. Вы понимаете мой тувинский?
- Да, мы все понимаем, - ответили женщины.
Одна из них очень тепло взяла меня за руки. Мурат внимательно наблюдал за нами из угла кухни. По реакции женщин было видно, что они удивлены и поражены одновременно, они не ожидали вот так внезапно увидеть тувинку из России – им такое и во сне не могло присниться. Они говорили на очень понятном для меня тувинском; наша беседа проходила в невероятно дружелюбной, почти в родственной атмосфере. Я рассказала им о себе, о том, что изучаю историю и культуру своего народа. В ответ они поведали о себе: им по 28 лет, обе замужем, имеют по одному сыну, они годовалые. Кроме тувинского они владеют казахским и монгольским языками, поскольку бок о бок живут с казахами и монголами. А китайским они не владеют, да и в Пекине никогда не были. Особой нужды в китайском нет, так как китайцы в их краях не живут. Когда я спросила женщин, знают ли они о том, что в России живут тувинцы, они ответили утвердительно: да, знаем; всегда об этом знали. Мне это показалось особенно трогательным. Впервые за восемь дней пребывания в стране я наконец-то услышала родную речь! Наконец-то увидела своих! Моей радости не было предела.
Тут к нам подошел Мурат и попросил пройти к столу. Женщины остались хлопотать по кухне: в их обязанности входило обслуживание партийной делегации, в составе которой нам с Муратом посчастливилось оказаться. Мы удобно уселись за стол и принялись за чаепитие. Нас угощали свежеиспеченными боорзаками и изумительным медом. Когда я спросила, откуда мед, сказали, что в этих краях очень развито частное пчеловодство. За чашечкой чая прошло несколько часов. Ближе к 12 часам ночи началась основная часть трапезы.
Перед нами на широком блюде выложили голову барана – это знак уважения к гостям. Тут подошел мужчина средних лет, встал прямо напротив меня и неожиданно заговорил по-тувински: «Мы Вас приветствуем на нашей земле! Мы несказанно рады встрече с Вами!» Потом мужчина взял нож, отрезал ухо у барана и торжественно вручил его мне. Все присутствующие захлопали. Потом он налил в рюмку тувинской араги и двумя руками подал ее мне. Мужчина представился: его зовут Кошай, он местный начальник, выходец из рода Кара-Соян, кок мончак (не тыва, а кок мончак – М.М.). Я тоже публично представилась и выразила благодарность за радушный прием. Откушала бараньего уха (кстати, впервые в жизни!) и отпила араги, как того требовали этикетные нормы. Много добрых слов было сказано в мой адрес, основной их смысл был таков: «Какая вы, наша дорогая гостья, молодец! Вы сумели преодолеть большой путь, который под силу только мужчинам. Вы оказались сильнее мужчин».
Вскоре к нам присоединился другой молодой мужчина. Звали его Даш Оронбайв. Он был очень словоохотлив, много расспрашивал о Туве, сам охотно рассказывал о жизни кок мончаков. В частности, от него я узнала, что они регулярно ловят по транзисторному радиоприемнику радиопередачи из Тувы. Язык тувинского радио вполне понятен им, но по сравнению с языком кок мончаков, он более емкий и богатый, особенно в области лексики. Так, во всяком случае, считает Даш. Кстати, он советовал мне теплее одеваться, но тут же добавлял, что тувинцы по своей природе очень выносливы, они не боятся ни холода, ни жары.
Присутствующие на этом мероприятии пили от души, много веселились и с особым удовольствием пели. У нас с Муратом была предварительная договоренность: чтобы не обижать хозяев своим отказом, я должна взять рюмку с водкой, сделать вид, что пью, а потом под столом передать ее Мурату. Он вместо нее дает мне пустую рюмку. Так можно создать впечатление, что я не отстаю от остальных. Но меня «вычислил» мончак по имени Харьцгаа. Он был изрядно пьян, однако это не помешало ему заметить, что я не пьянею. Он заявил, что я не истинная дочь тувинского народа, потому что не пью. Кошай дарга то и дело одергивал его: «Держись! Не распускайся!» Харьцгаа не унимался. Мурат даже попытался прогнать его, но безуспешно. Особенно запомнился вопрос Харьцгаа, есть ли в нашей Туве такие понятия, как «чалчыыр» и «чонгээ» (выяснение отношений в нетрезвом состоянии и предъявление претензий в агрессивной форме – М.М.). На что я ответила, что такие понятия у нас существуют и вряд ли они когда-либо исчезнут из нашей жизни. Общение с Харьцгаа, вне всякого сомнения, внесло очень много колорита. Чтобы откупиться от его назойливых претензий, я решила спеть «Подмосковные вечера». В этот вечер песни звучали на казахском, монгольском, уйгурском, китайском. И даже на русском! Разошлись мы в три часа ночи. День выдался очень насыщенный.
28 июня
Возле нашей стоянки гоняли лошадь с привязанными передними ногами. Ее готовили для забоя. Об этом мне сказал Мурат. Мне стало жутко. Но в этих краях угощать высоких гостей кониной – дело обычное.
Пошли с Муратом в полицейский участок, где начальник, татарин по имени Сайрамбек, проверил мое разрешение на въезд и записал в журнал наши с Муратом данные. Здесь все приезжие должны зарегистрироваться в полицейском участке.
Сверху (откуда точно не знаю) нам дали проводника кок мончака, которому было велено сопровождать нас. Его звали Баярта Онзун, ему 24 года. Он сидел в полицейском участке и ждал нас. Я была готова к тому, что полевые исследования придется вести при постоянном присмотре кого-то со стороны. Я понимала эти вещи, потому относилась спокойно. Служба безопасности должна отслеживать всех иностранцев, особенно в таком отдаленном и закрытом уголке, как Алтайский аймак Синьцязн-Уйгурского автономного района КНР. Разве не так? Везде так. И у нас в России тоже так.
Как только проводник был к нам представлен, началась активная работа с тувинскими информаторами. Мы только успевали ходить из одного дома в другой. Первыми информаторами стала супружеская пара, Дагдый Сагды (51 год) и Кара-кыс (50 лет). Дагдый был местным начальником. Его супруга, миловидная и кроткая, очень смущалась, отвечала на мои вопросы скупо и односложно. Думаю, что ее смущал мой включенный диктофон. Я выключила его, и тогда наша беседа приняла более живой характер.
К нашему приходу стол уже был накрыт. Значит хозяева заранее были предупреждены и подготовились к нашему визиту. Чай с молоком, боорзаки, сметана, сушеный творог – это до боли знакомые мне блюда. А вот яичница с зеленью и овощами, щедро заправленная соевым соусом, показалась мне особенно изысканной. Сама хозяйка заметила, что это блюдо они позаимствовали от китайцев. Ложки и вилки заменяли китайские палочки. Меня спросили, чем едят российские тувинцы и очень удивились, что ложками и вилками. После нескольких рюмок молочной водки информаторы и вовсе хорошо разговорились. Чувствовалось, что они хотели бы остаться со мной наедине, расспросить о том о сем, но присутствие сопровождающих лиц не позволяло излить душу сполна.
По мнению Дагдыя Сагды, кок мончаки впервые появились в Синьцзяне после 1711 года. Однако он не объяснил, по какой причине это произошло, что послужило толчком для этой миграции.
В 15 часов мы пришли во вторую семью. Муж Билдий Долантай, 1949 года рождения, уроженец Ханаса, местный врач со средним медицинским образованием. В свое время он закончил фельдшерские курсы в городе Карамаи. Жена Айырсана Ишигуа, 1952 года рождения, тоже уроженка Ханаса, чабан, пасет свой личный скот. У них шестеро детей, из них два сына, остальные – девочки. Старшему сыну 19 лет, младшему – 5. С ними живет мать Билдия – Отмант Седен, 62-х лет, чабан, тоже пасет личный скот. Женщины с удовольствием рассказали о том, чему они посвятили всю жизнь - о традиционном скотоводстве. Они считали, и не без оснований, что сама природа, которая их окружает, наиболее приспособлена к этому типу хозяйствования.
Однако, как бы велика ни была роль животноводства, кок мончаки нуждаются и в продуктах земледелия. Поэтому в тех местах, где позволяют климатические условия, они занимаются земледелием. Это как бы подсобная отрасль их хозяйства, особенность которой – вполне конкретный набор возделываемых сельскохозяйственных культур. Достаточно большое значение приобрел у них картофель, дающий стабильный урожай на местных почвах. Основными видами промыслов являются охота, рыболовство и собирательство.
Помимо традиционного животноводства, мончаки заняты также в других сферах деятельности, которые свидетельствуют о зарождении у них оседлости. Часть населения по характеру своей работы уже привязана к постоянному местожительству; в основном это учителя, врачи, инженеры, ветеринары, служащие органов управления и других общественных учреждений. Семья Билдия Долантая в этом плане весьма показательна. Он - фельдшер, привязан к стационарному медицинскому пункту. Его мать и супруга всю жизнь занимаются чабанским трудом. Семья ведет полукочевую и полуоседлую жизнь.
Когда я покидала семью, хозяйка тихо промолвила: «Боимся, что мы недостаточно уважили вас». Я успокоила ее и поблагодарила за бесценную информацию, которой члены семьи поделились со мной. А ее супруг спросил, существует ли у российских тувинцев «чалчык». Опять вернулись к трепетной теме, поднятой накануне Харьцгаа. Ну, как же российским тувинцам не знать что это такое? Быть такого не может!
Меня явно водили по самым зажиточным и благополучным семьям. Вторая семья, в которой мы побывали, это семья местного учителя по имени Таранхай Джумухбайв, 1949 года рождения. Все что там рассказали, я записала на диктофон. Удалось записать несколько жанров народного фольклора, в основном сказки, легенды, благопожелания, которые исполняются в узком семейном кругу. Информанты также продемонстрировали хорошее знание тувинских загадок, пословиц и поговорок. Многие из них имеют параллели в фольклоре российских тувинцев.
Весьма ценные сведения я получила от Буюнта Седена (53 года) и его супруги Эши Даваа (53 года). Буюнта работает ветеринаром, Эши – врачом. У них две дочери, старшей 15 лет, младшей – 5. Эши из рода Ооржак (мончаки произносят Оорцок – М.М.), родилась в Ханасе; Буюнта – из рода Ак-Соян, родился в городе Алтае.
От них я узнала о том, что у китайских тувинцев устойчиво сохраняется традиционное деление на родовые группы и подгруппы. При этом каждый род, независимо от численности, делится внутри себя на более мелкие единицы – патронимии. У них существуют родоплеменные группы соян (ак соян, кара соян, кызыл соян, кок соян), хойюк (хаа хойюк, кара хойюк, донгак хойюк), иргит (улуг иргит, бичии иргит) и мончак. Вместе с ними проживает некоторое число представителей групп ооржак, шанагаш, и чагтыва. В меньшем количестве встречаются тувинцы, относящие себя к роду танды, куулар, кара-тош, кара тондуп, кара-оол и оюн. Есть среди них представители и таких малоизвестных родов, как бештелик и конгуту. Все перечисленные этнонимы в подавляющим большинстве совпадают с названием родоплеменных групп российских тувинцев, за исключением таких, как шанагаш, тос-кириш, шуудак, хойт, бештелик, конгуту, чагтыва, которые не сохранились в этнонимике российских тувинцев.
От родовой тематики мы плавно перешли к лирике. Буюнта и Эши рассказали историю их знакомства. Они впервые познакомились 16 лет назад в городе Алтай. В течение года они встречались, а потом поженились. Эши получила образование во Внутренней Монголии, в городе Хохот. Она училась в медицинском училище. Там она познакомилась с преподавателем по имени Лиджараа, ему было за 60, он был родом из Тувы. Он читал лекции по внутренним болезням. Именно от него она впервые узнала о том, что в России существует земля их предков – Тува. Лиджараа постоянно говорил о том, что хотел бы умереть в Туве.
Кстати, общение с информантами всегда было двусторонним - не только я задавала им вопросы, но и они мне. Мончаков больше всего интересовало, есть ли у российских тувинцев своя письменность, свои школы, есть ли у них шаманы и ламы, какую пищу они едят, какую одежду носят. Меня часто спрашивали, что такое «Кызыл хоорай». Это словосочетание они слышали по тувинскому радио.
По просьбе хозяев я показала, как пишут российские тувинцы, объясняя при этом, что используется кириллица. Кириллицу они называют «славянской письменностью» (славян бижик); они уверены, что смогли бы освоить ее без особого труда. В свое время мончаков познакомили с нею русские староверы, жившие в этих краях.
Вместе с Эши и Буюнта живет семья младшего брата Эши, Зоригто (тув. Сорукту). Ему 30 лет. Его жена Кумей из рода Кызыл Соян, ей 28 лет, она бухгалтер по образованию. Их годовалого сына зовут Монге-Баир. Вместе с ними живет старший брат Буюнта, 66-летний Бучур Седен. Три года назад Бучур овдовел и тогда родственники решили взять его к себе. Оставлять пожилых людей в одиночестве у кок мончаков не принято.
Бучур Седен считает, что кок мончаки – это заблудившийся народ, который давным-давно откололся от своей основной массы в Туве и оказался в Синьцзяне. Тем не менее, они уже привыкли к Китаю, обжились здесь и не собираются покидать страну.
На какое-то время получилось так, что мои бдительные проводники отошли и я осталась со своими информаторами наедине. Улучшив момент, они пожаловались на то, что соседи-казахи их часто обижают. Это проявляется в том, что они не дают мончакам продвинуться по карьерной лестнице; сказывается также разница в конфессиональной принадлежности (казахи – мусульмане, мончаки – буддисты – М.М.). Так, например, во время обряда оваа дагылгазы у мончаков в качестве почетных гостей принято приглашать представителей других этнических групп, но при этом они обязательно должны исповедовать ту же веру, что и тувинцы, т.е. быть буддистами. Следовательно, из ближайших соседей на обряде могут присутствовать только монголы, а казахи, будучи мусульманами, остаются в стороне. Однако у казахов также существуют некоторые обряды религиозного характера, в которых не имеют права участвовать иноверцы. Но эти моменты, как я поняла, не становятся поводом для межэтнических конфликтов; они лишь подчеркивают культурные различия.
Я поинтересовалась отношением мончаков к ханьцам – коренному населению Китая. Поскольку те практически не живут в этой части страны (из-за ее отдаленности, труднодоступности и отсутствия развитой инфраструктуры), общение с ними по большей части носит случайный, эпизодический характер. Мончаки, безусловно, отдают китайцам должное как самой многочисленной и основной нации страны, но в то же время признают, что с ними у них мало общего в культуре, языке и даже в психологии.
С возвращением проводников мы тему межэтнических отношений закрыли и перешли на нейтральные разговоры. Мурат посоветовал посетить другую семью. Это оказалась молодая пара с двумя детьми (девочке 5 лет, мальчику – 3). Муж Шагаан Байындурум (31 год) занимает второй по значимости пост в местной администрации. Его жена Наранхуа Кишигбей (29 лет) работает учительницей в средней школе, преподает монгольский язык. Шагаан из рода Танды, Наранхуа из рода Иргит. Заметила, что мончаки при знакомстве обязательно наряду со своим именем называют и род, к которому принадлежат. Для них это весьма значимая информация. И, соответственно, спрашивают, из какого рода я. Удивляются, почему же у них нет рода Монгуш.
Впервые я позволила себе поинтересоваться заработной платой информантов. Мне хотелось получить представление об уровне доходов чиновника и учительницы. Наранхуа получает 310 юаней в месяц, Шагаан – 250. Деньгами в семье полностью распоряжается Наранхуа. Не потому что она получает больше мужа, а потому что так принято в мончакских семьях. Впрочем, в Туве тоже так принято. Затем я поинтересовалась, насколько свободно владеют китайским языком местные руководители, к числу которых относился Шагаан. Он сказал, что может читать на китайском, но активной разговорной практики у него нет.
К моменту этой встречи я уже успела заметить, что китайским языком тувинцы, как впрочем и их ближайшие соседи, владеют в недостаточной степени, хотя он входит в школьную программу и является обязательным для всех. Причина тому – удаленность и труднодоступность Алтайского аймака и как следствие – его малая заселенность ханьцами – коренными носителями китайского языка, что, в свою очередь, позволяет местным жителям вполне спокойно обходиться без него в своей повседневной жизни.
Многие информанты отмечали, что именно из-за слабого знания китайского языка их дети не могут поступить в высшие учебные заведения страны, где преподавание ведется исключительно на китайском. Поэтому общий образовательный уровень мончаков, как правило, ограничивается либо средней школой, либо средним учебным заведением. Хотя объективности ради следует заметить, что иногда бывают счастливые исключения, когда некоторым из них, благодаря своим особым способностям, удается получить высшее образование. Нам, например, рассказали об одном парне-мончаке из Ханаса, который закончив университет во Внутренней Монголии, поехал учиться за рубеж – сначала в Венгрию, затем в Германию.
К ужину членам партийной делегации подали конину. Ее готовили прямо на улице под навесом. Я очень хорошо запомнила мужчину и мальчика, которые занимались этим. Они оба были альбиносами, выглядели очень сиротливо. Женщины, хлопотавшие по кухне, сказали, что мужчину зовут Темирбатор, он из рода Ак Соян, четыре года назад овдовел, один растит сына. Мальчика зовут Монге, ему 10 лет. Он учится в четвертом классе. Живут за счет личного скота. Я решила подарить им парочку открыток с видами Тувы. Не успела вытащить из сумки буклет, как ко мне подбежали другие мончаки и буквально расхватали все открытки. Но одну открытку я все-таки подарила мальчику. Он долго-долго внимательно рассматривал ее.
Ко мне подошел тот самый Даш, с которым познакомилась вчера. Он пригласил нас к себе домой. Это удивительно обаятельный молодой человек, с прекрасным чувством юмора, общительный. Конечно, мы с радостью приняли его предложение. По дороге нас сопровождала детвора, я угощала их конфетами. Даш в шутку сказал: «Не надо детей казахов сильно баловать». Сразу вспомнились откровения предыдущих информантов о не всегда идиллических казахско-тувинских отношениях.
Мы пришли в дом Даша. Он принял нас со своим младшим братом, которому на вид было не более 8 лет. Мы сели за стол, хозяин угощал нас китайским пивом. Хозяйки в доме не было – она была беременна и уехала к родственникам в соседнюю деревню. Даш изъявил желание напеть мне на диктофон.
Надо заметить, что в этих краях чрезвычайно развито песенное творчество; застолья, праздники, дружеские встречи часто сопровождаются многочасовым коллективным пением, которое может порою длиться до глубокой ночи (как это, например, было вчера). Спектр музыкальных интересов у мончаков достаточно широкий и своеобразный. Они в своих песнях любовно воспевают «великие реки» –Иртыш и Кобдо, «великие горы» – Саяны и Алтай, степи и долины, а также Танды-Тыву – родину российских тувинцев. Многие информанты признавались, что научились петь в раннем детстве, когда целыми днями пасли скот, и с тех пор поют при первом же удобном случае. Песни у них, как правило, исполняются на одну и ту же мелодию, хотя по смыслу и содержанию они совершенно различны.
Даш от души исполнил тувинские, монгольские и казахские песни. Когда попросила исполнить китайскую песню, он сказал, что не знает такую. Китайские песни востребованы в меньшей степени из-за низкой востребованности китайского языка в повседневной жизни.
От Даша я впервые услышала о четырех сумонах (Дорт сумон), три из них тувиноязычные, а один – монголоязычный. Отсюда произошло деление китайских тувинцев на тувиноязычных и монголоязычных. Последних называют «алтайскими урянхайцами». Даш считает, что тувинцы впервые попали в Синьцзян 300 лет тому назад, т.е. в конце ХVII в. Хотя его предки переехали в эти края в 1913 г., т.е. через два года после падения господства маньчжуров на территории Тувы. Они, по его словам, были родом из Ак-Довурака – нынешнего административного центра Барун-Хемчикского кожууна Республики Тыва. Эти сведения показались мне очень интересными. По возвращении в Туву мне надо будет поднять все архивные материалы, чтобы подробнее узнать об этом периоде «тувинской миграции».
Наступил вечер. Даш сказал, что намечается мероприятие для приехавших гостей. И мы направились туда, где оно должно было состояться. Это был концерт художественной самодеятельности под открытым небом. Поскольку темнело подали освещение в виде трех лапочек, горящих от генератора. Постоянного электричества в Коме нет.
Концерт открыли мончакские девушки, они станцевали танец. На мой взгляд, танец больше напоминал монгольский, нежели тувинский. Затем несколько артистов исполнили песни на разных языках. Вдруг ведущий объявил, что у них в гостях находится тувинка из России. Публика долго аплодировала, а потом попросила исполнить песню. Я не была готова к такому повороту, пришлось изобразить что-то наподобие песни. Однако для себя сделала вывод: обязательно надо выучить пару песен на тувинском языке, чтобы впредь в подобных ситуациях не попадать впросак.
После концерта начались танцы. Даш сказал, что это излюбленный вид отдыха местного населения. Вот это было зрелище! Члены партийной делегации, большинство которых были мужчины, оказались замечательными танцорами. К тому же это были мужчины весьма элегантного возраста, но при этом очень пластичные, живые, веселые. От них не отставали и местные жители. Народ упоенно танцевал вальс, танго, фокстрот, польку и др. Меня несколько удивило, что женщина танцует с женщиной, мужчина с мужчиной, однако в целом женщин, танцующих с мужчинами было значительно больше. Я пользовалась особой популярностью, меня приглашали самые галантные кавалеры. Отплясывали мы прямо на земле. Танцы продолжались до глубокой ночи.
М.В. Монгуш
доктор исторических наук
"ТУВИНСКАЯ ПРАВДА" №50 ОТ 2 ОКТЯБРЯ 2021 ГОДА.
Продолжение следует
