Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Озвучка выделенного текста
Настройки
Обычная версия
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы
(видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию
Настройки Обычная версия
Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы (видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию

Русская натура

21 июля 2021
62

Именно он возродил уже почти забытый хакасский праздник Тун Пайрам, и много других важных и полезных дел совершил этот удивительный человек. Его уже 10 лет нет с нами, но мы должны знать и помнить таких людей. Предлагаю вниманию читателей «Тувинской правды» интервью с Юрием Николаевичем Забелиным, записанное еще в 2004 году.

 

         Букет кровей

 

Так уж устроена наша жизнь, что зачастую радость и горе, или наоборот, горе и радость, идут рука об руку. Так случилось, что с Юрием Николаевичем Забелиным я познакомилась в черный день похорон нашего общего друга Владимира Алексеевича Ковалева – директора Минусинского музея. С той поры минуло уже немало лет, мы довольно часто встречаемся, общаемся и я, как и многие другие, не устаю удивляться его энергии и неутомимости в достижении намеченной цели, да и самой грандиозности этих целей.

 Подумайте только, за весьма короткий промежуток времени организовать и провести на высоком уровне несколько научно-просветительских экспедиций, в которых участвуют десятки самых разных людей, сделать эти экспедиции значимыми не только для самих участников, но и для тех мест, где они проходили! Причем все «походы», а это были – экспедиция в Горную Шорию, восхождение на Самбыл, Саяно-Алтайская экспедиция, две кратковременных экспедиции в Туву, и наконец последняя, международная экспедиция в Монголию, все они имели конечной целью объединить на духовном уровне Саяно-Алтайские тюркские народы через общий праздник тюркской письменности! 

         И ведь удалось!  Теперь в Хакасии день 22 сентября отмечается как национальный праздник тюркской письменности и культуры, и думается, что это только начало, в конце концов он станет, должен стать общероссийским праздником. Потому что Юрий Николаевич не из тех людей, кто останавливается на полпути.

         И самое здесь удивительное даже не то, что это сумел сделать человек, которому уже за семьдесят, а то, что он не хакас, не якут и не тувинец, а русский! Правда русский, в котором течет бурятская, еврейская, и даже греческая кровь. Ну, а с другой стороны настоящие русские, или великороссы потому и великие, что в кровь славянскую намешан целый букет разных других кровей, которые, вступая в реакцию друг с другом, дают своеобразный энергетический взрыв, а душу их обладателя делают широкой и открытой всему миру. А самая горячая кровь, как известно, текла в жилах русских казаков, которые первыми осваивали и русский Север, и Забайкалье, и всю нашу матушку-Сибирь. Так вот, оказывается, и наш Юрий Николаевич из тех самых потомственных казаков вышел, которые когда-то составляли ядро забайкальского русского казачества.

        

Клан Забелиных

 

Вот какой рассказ мне удалось услышать от Юрия Николаевича о его предках- казаках: 

  – Мои далекие прапращуры по отцовской линии, которые, естественно, носили фамилию Забелиных, были родом из Рязани, из коренных хлебопашцев. Была большая крестьянская семья, несколько взрослых братьев. И вот кого-то из них рекрутировали на царскую службу в Сибирь, в Забайкалье.  А тогда служили ни много, ни мало – 25 лет.  Наверное, те места рекруту понравились, потому что вскоре его родные братья пошли следом за ним и основали там одну из первых казацких станиц – Саввино, очевидно, по имени самого старшего из братовьев.  Вот так в Забайкалье появился и разросся огромный казацкий клан Забелиных.

  Мой дед Андрей Иванович Забелин служил в горной страже Забайкальского округа и имел два Георгиевских креста.  Первый он заработал еще до войны, когда в качестве командира сотни сопровождал по   железной дороге японского посла и его свиту, это было где -то за год, полтора до войны с японцами.  Посол ехал на маленьком поезде, который тащил паровоз, работавший на дровах. Этот поезд ехал весь световой день и останавливался там, где захватила его ночь. Посол очень хорошо говорил по-русски, и уже тогда сказал деду, что войны не миновать.

Так оно и случилось, и второй крест дед получил именно во времярусско–японской войны, где ему пришлось воевать в качестве артиллериста. Андрей Иванович был истинным казаком, он никогда не признавал Советской власти, был раскулачен, но прожил до старости и умер своей смертью. Будучи грамотным, дед постарался дать образование всем своим детям.

 А мой отец, Николай Андреевич Забелин, был уже интеллигентом в первом поколении, директором школы, учителем, который обладал даром не просто учить детей, а воспитывать настоящих людей.

– Значит, Юрий Николаевич, вы по отцу интеллигент во втором поколении. А кто была ваша мама и где прошло ваше детство?

– Мама была из крестьянской семьи, но там было все не так просто, потому что именно в ней текла и греческая, и еврейская кровь. Она никогда не работала на производстве, всю свою жизнь посвятила отцу, дому и нам, детям, которых в семье было трое: я, брат Боря и сестра Ариадна. В семье у нас царила какая-то особая духовная атмосфера, по которой я тосковал потом всю свою взрослую жизнь, пока не встретил Валентину Григорьевну.

А себя я стал ощущать и помню с трехлетнего возраста, когда наша семья переехала на прииск Ивановский, состоящий из нескольких участков. Мы жили на одном из таких участков, в поселке, где было семь домов барачного типа, расположенных в дикой таежной местности, высоко в горах, где не росли березы, а в августе уже выпадал снег. Это самое верховье реки Витимкан, у меня даже есть стихи, посвященные этим местам.

 Еще ребенком я ощущал всю необычность нашей жизни, ее романтику.  Я любил уходить на берег реки, ложился на песок и наблюдал за плывущими облаками. Неподалеку от нашего дома проходила тропа, по которой эвенки прогоняли своих оленей. И я часто думал: «А куда они идут? И что там, за теми далекими хребтами?»  Мама на такой вопрос отвечала по-житейски просто: «Там, за горами – наши бабушка и дедушка.»

А еще я любил наблюдать за птицами.  Мог целыми часами лежать в укромном месте и смотреть за их жизнью, повадками, и это занятие доставляло мне какое- то неизъяснимое удовольствие

 

На даче у Пырьева

 

– А почему вы не стали орнитологом, если было такое пристрастие?  Почему вдруг ВГИК и сценарный факультет?

– Тут своя история. В приисковом поселке Карафтит я закончил школу –восьмилетку, а потом меня родители отправили доучиваться к дяде в Абакан. Абакан был тогда на уровне районного центра, весь в деревянных одноэтажных домах, но зато стоял шикарный кинотеатр «Победа», в котором мой дядя работал бухгалтером. И вот в кинотеатре показывают премьеру кинофильма «Кубанские казаки», на которую приехал сам Пырьев – создатель этого киношедевра. А я в то время уже пописывал стихи, и учительница литературы предложила мне что-нибудь написать в честь Пырьева и прочитать это со сцены. Я написал.

И вот, представьте себе: кинотеатр «Победа», до отказа забитый зрителями, встреча с Пырьевым, выступает вся абаканская элита и среди этой публики я, мальчишка со стихами. Отбарабанил все как нужно и хотел юркнуть со сцены в зал, а Пырьев меня за руку – и усадил рядом с собой. Я сижу, как пойманный суслик, не знаю, как себя с ним вести. А он говорит: «Если хочешь в Москву, во ВГИК поступать, то приезжай, буду рад».

Ну, как он словом, так я делом. Приехал в Москву, отдал документы, а Пырьева нет, он куда- то с Ладыниной отдыхать уехал, но меня его тесть на дачу пригласил. И я там жил. Мне в какой-то мере это тоже помогло. Для поступления на сценарный факультет обязательно нужно было какой-нибудь рассказ иметь, так сказать, домашнюю заготовку. У меня ничего не было, но Нижнему, был там такой человек – ответственный за абитуриентов, понравилась моя автобиография и он дал мне два дня, чтобы я написал этот рассказ.

 Он спросил меня: «А где ты живешь?» Я говорю: «У Пырьева, на даче.» У него глаза сразу по-полтиннику сделались. Пырьев, такая величина, он сам был бы рад с ним познакомиться поближе, а тут какой-то абитуриент прямо на даче у него живет! В общем, написал я рассказ, получил допуск, успешно сдал экзамены и поступил во ВГИК, куда многие годами поступали и поступить не могли. Это ведь элитарное учебное заведение – там и стипендия была очень приличная, и на лето студенты обеспечивались подработкой и денежными средствами, да и занятия начинались не в пример другим – с десяти утра.

– Что больше всего запомнилось из этих лет?

– Многое. Это был 1950 год, в стране существовала карточная система на хлеб, причем только черный. В Москве же всего было вдосталь, только хлебобулочных изделий до двадцати различных наименований. В общем, по сравнению со всей остальной страной, москвичи жили очень хорошо. И я тогда думал, что если не поступлю, то все равно из Москвы никуда не поеду, и на всякий случай подстраховался в архитектурном институте и в библиотечном, даже дворником был согласен поработать.  Но все сложилось как нельзя лучше.

И люди тогда были совсем другие, настоящая интеллигенция, таких сейчас уже нет. Учиться было, конечно, очень интересно, но мне больше всего запомнилась одна летняя поездка в Уссурийский край, на Дальний Восток с геологоразведочной экспедицией. Я тогда прошел по всем Арсеньевским местам, по следам Дерсу Узала и мечтал написать об этом сценарий, но, к сожалению, в то время это было неактуально и мне пришлось писать совсем о другом.

 

Жизнь после ВГИКА

 

В общем, в нужное русло я не попал, а потому после окончания ВГИКА вернулся домой, в Сибирь, и несколько лет работал корреспондентом «Красноярского комсомольца», потом в районной газете в Шира – но все это было не мое. Я так и не научился писать передовицы, барабанные репортажи о разных успехах, о том, о чем надо было писать по указке партийных боссов, я не умел и не очень хотел уметь это делать.

 Иногда удавалось делать зарисовки из жизни природы, тогда я был просто счастлив. Несколько таких моих зарисовок напечатал какой-то латиноамериканский посольский журнал, я получил огромный по тем временам гонорар – 400 рублей. Ну а в общем-то журналистская работа приносила мало и денег, и, тем более, удовлетворения.

Но на мое счастье в конце пятидесятых годов в Абакане появилось свое собственное телевидение, одно из первых в Сибири, и я стал редактором передач по южной части Красноярского края. Поначалу это телевидение не было государственным, а принадлежало Томскому политехническому институту. И только позднее, когда уже сложился коллектив, пошла успешно работа, все было передано государству и построен великолепный телевизионный комплекс, каких нет даже в самых крупных городах Сибири. И для истории надо заметить, что самое первое телевещание в Сибири появилось в Томске, а вторым в этом деле был Абакан, благодаря опять же Томску, Томскому политехническому институту.

Здесь я занимался очень много своим любимым делом – краеведением и поначалу был счастлив, тем более, что познакомился в Минусинске с двумя замечательными людьми – это были молодые геологи Володя Ковалев и его друг Юра Каллиганов. Как вы знаете, Володя потом стал директором Минусинского музея, ну а в те времена мы вместе делали цикл передач под названием «Тропой первых исследователей». Эти передачи у нас были ежемесячными и продолжались в течение почти трех лет. Представляете, сколько мы их сделали? Это было замечательное творческое время, замечательная дружба, которая осталась с нами на всю жизнь.

И было еще одно интересное творческое содружество – это клуб юных краеведов, которым руководил Александр Николаевич Швецов. Они тогда занимались «Ленинианой», вышли с этой темой на Сафьяновых. Я помню, мы с оператором ездили в Селиваниху, где были обнаружены остатки сафьяновской дачи с погребами, с какими-то лестницами, Александр Николаевич брал интервью у людей, которые еще помнили и Сафьяновых, и революционеров, бывавших в их доме, в общем, мы сделали где-то две или даже три передачи, по-видимому, очень интересных, потому что первый секретарь райкома партии, Герой Соцтруда, теперь уж не помню его фамилии, так  был воодушевлен нашей работой, что переименовал Селиваниху в Сафьяново, и наверное месяца два  была эта вывеска – «Сафьяново». Но потом ему дали нагоняй, и Сафьяново снова стало Селиванихой. Вот такая была эпопея.

– И все же в конце концов, вы оказались в Бюро пропаганды литературы, значит, телевидение разочаровало?

– Со временем пришла усталость. И некуда было расти. Мой коллега Петр Сиднев, очень хороший телеоператор, как-то сказал: «Такое впечатление, что растем макушкой вниз». Он уехал в Новосибирск, а я по рекомендации моих друзей-писателей из Красноярска возглавил Бюро, где работаю и по сей день.

 

Центр консолидации

 

– Как получилось, что Бюро пропаганды (слова-то какие казенные, рутиной чиновничьей отдающие!) стало своеобразным центром консолидации тюркоязычных народов Саяно–Алтая?

– Я пришел на эту работу в 1987 году, незадолго до перестройки. Все здесь для меня было ново, интересно, а главное, я почувствовал какую-то свободу своих действий. Поначалу я организовывал выезды писателей, не только хакасских, но и красноярских, в районы республики, это было что-то похожее на агитбригады, иногда враз у нас до четырех автобусов уходило по разным населенным пунктам. Мое красноярское начальство было очень довольно, да и я тоже, у меня была масса свободного времени и хорошая зарплата. И вдруг мы наткнулись на дату – столетие со времени расшифровки орхоно–енисейской древнетюркской письменности. Вот эта дата все перевернула в моей жизни, и не только моей.  

Я помню, тогда из Москвы приехал Анатолий Преловский, великолепный и единственный в своем роде переводчик древнетюркских надписей, сделанных в стихотворной форме, я прочитал несколько его переводов и был просто потрясен и очарован.  Хакасские степи с их древними курганами и каменными плитами, по которым я столько раз проезжал, вдруг заговорили, и как заговорили!

                            Эль Ынанчы, ты знай, я верным был,

                            Пусть благоденствует наш славный хан!

Пусть здравствует мой род и мой народ!

Врагов моих не счесть, а я ушел…

Эту дату мы отметили конференциями сначала в Абакане, а потом в Туве, где нас очень поддержала кандидат филологических наук Зоя Баировна Самдан и ваш президент Шериг-оол Ооржак.

– В Московском издательстве «Раритет» в 1993 году вышла книга «Поэзия древних тюрков.»  Вы имеете к ней какое-либо отношение?

– Самое непосредственное. Переводы Анатолия Преловского меня так восхитили, что я стал пробивать издание книги «Поэзия древних тюрков», а чтобы люди лучше смогли понять эту книгу, я сделал заказ Игорю Леонидовичу Кызласову, нашему знаменитому потомственному ученому, на книгу по истории открытия и расшифровки древнетюркской письменности, что он и сделал очень быстро.

  Эта книга тоже была издана и пользуется сейчас большой популярностью. Кроме того, мы издали довольно большим тиражом «Историю Хакасии», которая нас кормит и по сей день. И все это в труднейшие для нашей страны годы, 1993-1995-м.

– Как же вам все это удалось?

– Эти годы я почти не выезжал из Москвы, дело в том, что я тогда вступил в партию Шахрая, которая называлась партией Российского Единства и Согласия. Будучи делегатом съезда, я был избран членом политсовета этой партии, там поддержали мои идеи и выделили деньги на издание этих книг.

Я четырежды встречался, имел беседы с заместителем Шахрая, Александром Котенковым, которому все время говорил, что нужно разрабатывать национальную идею партии, на что мне тот отвечал, что у них еще и государственной идеи нет, нет программы возрождения России, а я тут про национальную идею толкую, но все равно они меня здорово поддержали в материальном плане.

– Наверное, поэтому эта партия долго и не просуществовала?

– Да, у нее были дивные лозунги, но очень слабые корни, а потому она так быстро и увяла.

– А в Хакасии ваши идеи упали в хорошую почву, кто откликнулся первым?

 

Тюркский праздник в русском городе

 

– В Хакасии меня первым поддержал Степан Павлович Ултургашев, в то время ректор института тюркологии, мы с ним создали содружество «Национальная память» и уже в 1996 году в Саяногорске провели первые Дни тюркской письменности и культуры. Тувинская делегация тогда удивилась: как это так, тюркский праздник проводит русский город?

– А все дело в том, что там когда-то это был поселок Означенный, в 1786 году академиком П. Палласом и Г. Спасским найдена плита с руническими письменами. Сейчас она находится в Минусинском Мартьяновском музее.

– А сейчас в Саяногорске такие праздники проводятся?

– Эта традиция – проводить Дни тюркской письменности, в Саяногорске сохраняется и по сей день, только теперь они все уже делают сами – музей организует чтения, фольклорные коллективы готовят свою программу, а мы только отправляем туда своих почетных гостей.

Теперь, когда   Дни тюркской письменности узаконены у нас в республике, мы выполняем все больше роль консультационного центра.

– А на общероссийском уровне будет когда-нибудь такой праздник?

– Я думаю, что обязательно будет. Ведь в 1996-м году мы были уже очень близки к этому. Помешала война в Чечне. В Москве, на конференции тюркологов, по этому поводу выступали такие известные личности, как доктор исторических наук, профессор Игорь Кызласов, академик Тенишев, мы даже формулу праздника предложили, я ее выдвинул, меня поддержали.

Это фестиваль-симпозиум, чтобы была не только интеллектуальная часть, но и культурно-развлекательная, основанная на фольклоре тюркских народов. И день был выбран – предпоследнее воскресение сентября, день, близкий к осеннему равноденствию, кстати, в Хакасии именно этот день и отмечается, теперь уже по закону, который был принят Верховным Хуралом республики Хакасия и вступил в силу 8 июля 2004 года.

– Юрий Николаевич, те экспедиции, которые вы организовали в 1999-2003-м годах, они способствовали нынешнему успеху?

– Конечно, без их проведения вряд ли бы удалось чего-достичь. Мы ведь подняли массу народа: сколько было встреч, выступлений ученых, артистов, музейных работников. Все это освещалось в средствах массовой информации. Причем, не просто были какие-то маленькие заметки или сообщения в «Новостях».

Людмила Растащенова подготовила на Хакасском ГТРК несколько больших передач о наших экспедициях, в газетах Тувы и Хакасии было напечатано несколько крупных статей и об экспедициях, и о проблеме в целом. Все это сыграло свою положительную роль.

– Любая экспедиция, даже самая маленькая, требует финансирования. Где вы брали деньги для своих грандиозных проектов?

– Нам никогда не отказывало правительство Хакасии, правда, оно покрывало всегда лишь малую часть необходимых средств. Остальное, как правило, давали спонсоры. Например, самая масштабная Саяно-Алтайская экспедиция обошлась в сто тысяч рублей, из них десять тысяч мы получили от правительства, остальное дал Фонд Сороса и наши друзья-спонсоры.

 

Источник энергии

 

– Если не секрет, где тот источник, в котором вы черпаете свою энергию?

– Мы с вами сегодня проходили через скверик, по которому я каждое утро иду на работу, а вечером возвращаюсь домой.  Это мое самое любимое место в городе. Я никогда там не пройду просто так, а иду и разговариваю с деревьями, с цветами, иногда притрагиваюсь к ним ласково рукой, и они мне отвечают тем же – я это чувствую. А в самом конце сквера у меня есть заветная лиственница, с ней мы вообще друзья. Я там всегда останавливаюсь, и мы беседуем.

  Не знаю, дает ли мне это энергию, но спокойствие и умиротворенность, даже после каких-то больших неприятностей, я там обретаю.

А еще всю жизнь мне помогает совет деда, Андрея Ивановича Забелина. Он говорил: «Юра, если ты хочешь добиться успеха, то всегда, все, что тебе надо сделать, записывай на бумагу.» Я так и делаю. Беру лист бумаги, расчерчиваю несколько колонок и записываю, что нужно сделать сейчас, что в будущем, а еще несколько колонок в центре отвожу тем, кто мне будет помогать. Действует безотказно!

Ну, а самое главное, у меня есть замечательная Валентина Григорьевна, с которой мы вот уже восемь лет как вместе. И сын Олег, он идет своим путем, но всегда и во всем помогает мне. Это два главных моих источника.

 

В этом месте я должна сделать некоторое лирическое отступление, потому что продолжение разговора последовало две недели спустя, после нелегкого завершающего дня всех дней тюркской культуры и письменности, которые проходили в Хакасии впервые по букве Закона.

Этот завершающий день проходил в школе поселка Московского, куда приехали гости из Абакана, Минусинска и Тувы. Тувинская делегация во главе с заместителем министра культуры Зоей Самдан привезла Приветственный адрес от Верховного Хурала РТ, где была выражена уверенность, что скоро такой праздник появится и в нашей республике.

 Из выступающих на пленарном заседании меня больше всего заинтересовало сообщение Александра Костюкова, который совсем недавно был на международном съезде тюркской молодежи, проходившем в городе Констанца. Когда на съезде узнали, что маленькая Хакасия приняла такой закон, все стали недоумевать, почему же другие-то государства, причем самостоятельные большие тюркские государства, до такой истины не дошли?  То есть теперь этот процесс запущен не только в общероссийском масштабе, но и на мировом уровне.

По-моему, не нашлось ни одного выступления, где бы не прозвучало восхищение и в адрес нового закона, и в адрес его главного виновника Юрия Николаевича Забелина. Так что невольно всплыли слова Александра Сергеевича Пушкина: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Но были вещи и рукотворные. Когда мы ехали в Московское, то дважды останавливались у свеженьких деревянных «сарчинов», которые под руководством Юрия Николаевича были поставлены на видных придорожных местах перед самым праздником.

Когда-то сарчин, ставившийся по левую сторону хакасской юрты, выполнял роль коновязи, на которую всадник бросал поводья своего коня. Теперь же эта коновязь выполняет роль духовного символа «Добро пожаловать».

Но, оказывается, «Добро» Забелин дал не только Дням тюркской письменности и культуры, но еще и национальному празднику хакасов Тун Пайрам. Произошло это, когда Хакасия отмечала пятидесятилетие своего областного образования и Красноярская киностудия снимала документальный фильм, в котором было все, кроме хакасского колорита. Создатели фильма, не найдя ничего подходящего, обратились за помощью к Юрию Забелину, о талантах которого они были наслышаны.

И Юрий Николаевич с присущим ему энтузиазмом и размахом восстановил уже почти забытый праздник: было найдено великолепное место для его проведения, по крупицам собраны все ритуалы и всяческие этнографические тонкости, приглашено огромное количество людей.  Праздник получился настоящим, он был запечатлен на кинопленку и вошел в историю. А самое главное, теперь Тун Пайрам снова прочно вошел в жизнь хакасского народа, помнится, с каким восторгом рассказывали об одном из таких праздников мои музейные коллеги из города Енисейска, которым там удалось побывать.

И, надеюсь, что читатель, вместе со мной еще раз восхищенно скажет: «Ну и ну! Вот вам и потомок забайкальского казачьего рода!»

- Юрий Николаевич, последний классический вопрос: «Какие у Вас планы на будущее?»

– Планы грандиозные. Если сбудется то, о чем говорила Зоя Баировна Самдан, то есть, если в Турции одобрят план нашей Орхонской экспедиции, то на следующий год будет большой поход в Монголию, к первоистокам Орхонской письменности, к тем местам, благодаря которым и осуществилась сто с лишним лет тому назад расшифровка древних тюркских рун. 

 При последней нашей встрече с Юрием Николаевичем, когда я отвозила ему на прочитку материал этой статьи, он очень торопился, оказалось, что в ноябре будет отмечаться юбилей одного из патриархов хакасской литературы, Михаила Кильчичакова, и Юрий Николаевич сейчас озабочен созданием музея писателя. Музей будет создаваться на родине Кильчичакова, в селе Верхняя Тёя, и нужно срочно перевезти туда два домика, когда-то принадлежавших писателю.

В общем, Юрий Николаевич, на своей орбите…

Татьяна ВЕРЕЩАГИНА

Фото из архива автора

"Тувинская правда №29 от 21 июля 2021 года.

Абакан – Туран – Московское –Абакан.