Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Озвучка выделенного текста
Настройки
Обычная версия
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы
(видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию
Настройки Обычная версия
Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы (видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию

Приобщаясь к общим истокам

24 ноября 2021
79

Мотивы, сюжеты и образы киргизского эпоса «Манас», как полагают его исследователи, многостадиальны и сохраняют в ряде последовательных наслоений пережитки более древних ступеней исторического развития. В сложном составе «Манаса» академик В.М. Жирмунский, в частности, различая три основных слоя, большое внимание уделил его древнейшему пласту: «Древний, доисторический восходит к архаическому типу богатырской сказки с значительным преобладанием сказочно-мифологической фантастики и не может быть прикреплен к определенным датам: в широких рамках он относится к VI-XIV векам. К этому слою восходят образы Манаса (в его первоистоках), Джолоя, Сайкалл, Тёштюка, Оронгу, Коджоджаша и немногих других. Герои и сюжеты, восходящие к этому слою, находят близкие аналогии в богатырских сказках тюркских народов Сибири и ведут нас на древнюю родину киргизов, в верховьях Енисея».

 

В ходе подготовки тома «Тувинские народные сказки» 60-томной академической серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока», который вышел в свет 1994 году, нам удалось изучить почти весь сказочный фонд Тувинского НИИЯЛИ, насчитывающий более 1200 сказок. Некоторые часто встречающиеся мотивы, сюжеты и образы тувинской богатырской и волшебной сказки подтверждают вышеприведенное заключение акад. В.М. Жирмунского. В этом плане особый интерес представляет сравнительное изучение некоторых основных мотивов и образов, встречающихся в тувинской волшебной сказке и в сказании «Эр-Тёштюк». Сказочные сюжеты о богатыре Тёштюке чрезвычайно популярны среди многих тюркских (да и не только тюркских) народов и существуют обособленно, но в тесном соприкосновении с эпосом «Манас».

Немецкая фольклористка Эрика Таубе в своей статье «Версия материала «Эр-Тёштюк» алтайских тувинцев в отношении к версиям других тюркских народов», пишет, что «Эр-Тёштюк» зафиксирован у киргизов, казахов, тюменских татар, алтайских тувинцев, калмыков, ордос-монголов. На основе тщательного анализа разных версий «Эр-Тёштюка» она приходит к выводу, что алтайско-тувинская версия (имеется в виду сказка тувинцев, проживающих на территории Северо-Западной Монголии) не заимствована от соседних народов, а сформировалась как богатырская сказка в тюркской среде.

Киргизский эпос сохранил об Эр-Тёштюке обширную сказочную поэму, записанную академиком В.В. Радловым (1869 г.) и версию манасчи Саякбая Каралаева (1938 г.), насчитывающую 49 глав и около 16000 стихов, а также ряд других вариантов.

Н.П. Боратав перевел «Эр-Тёштюк» на французский язык, и в результате исследования его пришел к выводу, что в нем сказочный и эпический материалы проникают в друг друга и сливаются друг с другом. Он утверждает, что в версии «Эр-Тёштюк» С. Каралаева был сформирован основной мотив героического эпоса киргизов.

Рассказ о приключениях Тёштюка представляет собой весьма оригинальный вариант широко распространенного международного сказочного сюжета о «трех царствах». Герой этой сказки спускается под землю, освобождает трех царевен от сказочного чудовища и после ряда приключений спасается из-под земли с помощью чудесного помощника – гигантской птицы Симург (в кирг. Варианте Алп Кара-куш, в тувин. – Хан-Херети куш), выносящей его на поверхность земли на своих крыльях. В основе этого сюжета, как полагает В.М. Жирмунский, лежат более древние мифологические представления о посещении героем подземного потустороннего мира, царства мертвых.

Сюжеты подобного рода характерны для тувинской волшебной сказки («Медвежий сын силач Ыйгылак-Кара», «Чылбыга-Мангыс», «Старуха Чылбыга», «Семь братьев», «Старик Адыган», «Дюн-Хёжюк», «Ак-Хевек», «Старик Аксагалдай», «Старик Тюмегелдей с десятью тысячью каурых коней», «Бызаакай, Тараккай» и др. и алтайской богатырской сказки («Аин Шаин Шикширге», «Маадай-Кара») и связаны с древними шаманистскими верованиями тюркских народов. В «Манасе» неоднократно встречаются попутные упоминания о приключениях Эр-Тёштюка под землей.

Несмотря на то, что у нас, у южно-сибирских тувинцев, наблюдаются прямые аналогии сюжетного типа АТ 301, сказка под названием «Эр-Тёштюк» или «Бай-Назар» (как у алтайских тувинцев) нами пока не обнаружена. Этот факт наталкивает нас на мысль о том, что южносибирские тувинские мотивы и образы, составляющие основу сюжета АТ 301, возможно, и составили те древнейшие элементы (т.е. так называемые элементарные сюжеты), из которых потом сформировались алтайско-тувинская и другие тюркские версии.

К такому предположению мы приходим исходя из убедительных выводов Э. Таубе о том, что алтайско-тувинская версия, как относительно древний, наиболее мифологизированный, возможно, первоначальный текст среди близко стоящий версий, образовалась как самостоятельное произведение из нанизанных друг к другу волшебных сказок. Как самостоятельная сказка «Эр-Тёштюк» сформировалась в своей специфической контаминации именно в тюркской среде.

В вышеназванных тувинских волшебных сказках наибольший интерес представляют образы Чылбыга (Челбеге) и Хаан-Херети, которые в большинстве вариантов тесно взаимосвязаны друг с другом. Аналогии этих образов в тувинских и в других тюркских вариантах, в том числе и в «Эр-Тёштюке», совпадают почти детально. Например, как в южносибирских волшебных сказках Чылбыга, так и в алтайско-тувинской версии «Эр-Тёштюка» Джелбеге, в киргизской Желмогуз кемпир, в казахской Жалмауз описываются с одинаковыми внешними признаками, к которым относятся длинные уши (реже груди, или губы), на одно из которых она ложится, в то время как другим укарывается; а также она употребляет в обращении к герою стереотипную формулу, которой она хочет заставить его быть поблизости от нее: «Когда я сижу – не могу встать, когда я стою – не могу сесть».

С образом Чылбыга связаны и такие постоянные мотивы, как мотивы погони, прожорливости, сонливости.

Как считает П. Циме, образ Джельбеге является самым старым элементом тюркской сказки.

В качестве аргумента Э. Таубе приводит мотив о семи детях Джельбеге. Число семь связано с образом Чылбыга, отмечен еще в «Диване лугат-ат-турке» М. Кашгарли (1072-1074 гг.) как «jeti bašliγ jel bükä» («семиглавый дракон»).

В раскрытии образа гигантской птицы Хан-Херети, спасающей героя от Чылбыга (еще один вариант тувинского названия этого образа – семиголовая Амырга-Могай или Амырга-Моос), которая обычно живет на железном тополе (в пояснении Г.Н. Потанина «дзандын», т.е. сандаловое дерево), и выносящей его из-под земли на своих крыльях, встречаем поразительное детальное совпадение, связанное с древнейшим магическим элементом сказки (В.Я. Пропп связывает его с обрядом инициации) – мотивом омоложения героя. И в тувинской волшебной сказке, и в киргизском, и в анатолийском вариантах «Эр-Тёштюка» птица проглатывает героя (в других вариантах его шапку или часть его тела), а когда заново выплевывает его, то он выходит совершенно преображенным – намного помолодевшим, красивым и здоровым.

Мотив омоложения Г. Потанин (в легендах дархатов) и В. Эберхард (в сказках анатолийских тюрков) связывают с магической силой птицы Хан-Херети, исходящей от дерева жизни.

В анализируемых нами вариантах тюркских сказок совпадают также и многие другие мотивы, как мотивы необыкновенного рождения героя, его магической неувязимости; мотивы сватовства девяти братьев; мотивы необыкновенной прозорливости невесты и т.д.

Таким образом, сходство мотивов и образов «Эр-Тёштюка» с целой группой древних волшебных и богатырских сказок тюркских и монгольских народов Центральной Азии заставляет видеть в нем один из наиболее ранних эпических сюжетов, прикрепленных к имени героя киргизского эпоса.

Мифические мотивы, как готовые сюжетные схемы, конечно, могли обволакивать и более поздние исторически факты.

Вышеприведенные параллели позволяют констатировать тот факт, что тувинцы, также, как и другие тюркоязычные народы Сибири, в той или иной мере участвовали в создании и сохранении тех общих мотивов и образов, которые питали древние сказочно-мифологические слои «Манаса».

Зоя САМДАН,

кандидат филологических наук, член Союза писателей России, заслуженный деятель науки РТ, тюрколог, литературовед.

"Тувинская правда" №64 от 24 ноября 2021 года.