Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Озвучка выделенного текста
Настройки
Обычная версия
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы
(видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию
Настройки Обычная версия
Шрифт
А А А
Фон
Ц Ц Ц Ц Ц
Изображения
Междубуквенный интервал
Одинарный Полуторный Двойной
Гарнитура
Без засечек С засечками
Встроенные элементы (видео, карты и т.д.)
Вернуть настройки по умолчанию

Образ коня в тувинском искусстве

Выбор редакции
8 февраля 2023
185

 Что значит конь для тувинца в традиционной культуре, хорошо известно, и одно только перечисление научных работ заняло бы несколько страниц. М. Б. Кенин-Лопсан, А. А. Даржай, Ч. Ч. Куулар и многие другиеизвестнейшие писатели Тувы не раз обращались к образу коня в своих произведениях. К примеру, по мнению литературоведа Ш. Д. Ооржак, в произведениях Народного писателя Е. Д. Тановой образ коня символизирует ушедшую юность, детство. Это достаточно распространенный символ не только в тувинской литературе, но и в мировой.

Ключевой концепт

По мнению известного музыканта, аспиранта Тувинского государственного университета Игоря Кошкендея, концепт «конь» является одним из ключевых концептов народных песен и припевок. Для выражения данного концепта в текстах народных песен и припевок используются слова в форме принадлежности первого лица единственного числа. Тем самым указывается принадлежность коня к исполнителю, то есть исполнитель и есть хозяин коня. В концепте «конь» доминируют такие символические понятия, как взаимопонимание между человеком и животным, любовь и верность. Также концепт «конь» содержит лексемы, характеризующие положительный образ героя, следовательно, конь является показателем тех качеств, которые имеет хозяин».

В данной статье хотелось бы обозначить новое прочтение образа коня в современном искусстве Тувы, как символа перемен, как символа свободы, которое особенно ярко проявилось в творчестве мастеров искусства Тувы в конце 90-х годов XX века.

Любимый тувинцами образ коня также, как и народ, перенес все тяготы XX века. Начиная с 30-х гг. лошадь была практически запрещена для разведения в личных целях. В советское время на коне нельзя было проскакать по селу – это расценивалось как идеализация феодального прошлого или, еще хуже, как вызов новому социалистическому строю. Молодых наездников, стремившихся показать свою удаль девушкам и умение красиво держаться в седле, часто привлекали к суду – как за мелкое хулиганство.

Возрождение коневодства в частных хозяйствах началось только в постсоветское время, когда были сняты все запреты на разведение личного скота.

Легендарный Эзир-Кара

Вслед за кардинальными изменениями в жизни людей новые тенденции в интерпретации коня проявились и в тувинском искусстве. Так, все в республике знают имена двух скакунов: реально существовавшего Эзир-Кара (Черный орел) и мифического Сылдыс-Шокара (Звездно-пегий).

Эзир-Кара, о котором запрещено было упоминать в советское время, – победитель многих соревнований в 1935-1938 гг., был репрессирован вслед за своим хозяином Сояном Санданмой. После его расстрела и уникальный жеребец был объявлен «контрой» и снят с соревнований в 1939 году, передан в конюшню армии ТНР. Прошло более 70 лет после тех событий, и история эта стала красивой и печальной легендой.

Далеко не все, кто слышал о коне Эзир-Кара, смогут назвать имя его хозяина. Оказалось, судьба коня потрясла своей жестокостью и несправедливостью людей больше, чем судьба человека. И это отнюдь не связано с черствостью людей, а с тем, что для тувинца в традиционной культуре конь – это верный друг, символ верности, преданности. Можно расстрелять человека, но нельзя убить веру, любовь. Эта тувинская история напоминает историю японской собаки Хатико, имя которой знает, пожалуй, весь мир, но также мало кто назовет имя хозяина преданного животного.

Легендарному коню ставят памятник, художники в камне и дереве интерпретируют его образ. Так в 2011 году был осуществлен республиканский художественный проект «Слава скакуну», посвященный 90-летию ТНР, в котором участвовали три художника: Александр Баранмаа (экспонировал две работы под одним названием «Эзир-Кара» в тонированном гипсе и в бронзе, работы «Ночной дозор», «Вечный дозор» из искусственного гранита), Хеймер-оол Донгак («Ала аскыр», агальматолит), Юрий Ооржак («Поединок», агальматолит).

Новый инструмент музыкантов

Хореограф Аян Мандан-Хорлуу поставил легендарному скакуну танец «Эзир-Кара», в честь него написали песню композитор Дамба-Доржу Сат и поэт Чооду Кара-Куске. Она стала невероятно популярна, ее исполняют многие известные коллективы Тувы. Интересно, что артисты самого известного тувинского ансамбля горлового пения «Хун-Хурту» даже создали новый музыкальный инструмент «Аът дуюу» – лошадиное копыто. Его изготавливают из копыта лошади, путем вываривания. «Аът дуюу» создает аутентичный звук топота копыт, который невозможно воспроизвести никаким другим музыкальным инструментом. Сейчас без него трудно представить выступление не только «Хун-Хурту», но и многих других ансамблей Тувы, он мгновенно стал популярным. В каждом школьном фольклорном коллективе непременно есть этот инструмент.

Воплощение Свободы

Если Эзир-Кара стал символом несвободы в 30-е годы, то в конце XX века новый образ Сылдыс-Шокара также стал нарицательным именем, теперь уже обозначавшим противоположный образ – Свободы!

В 1998 году был поставлен один из лучших спектаклей Алексея Ооржака – «Вернись, мой друг, вернись!» по пьесе режиссера и актера, драматурга Хертека Шириин-оола, основанной на тувинской легенде о создании национального музыкального инструмента игила. Ее рассказала исследователю тувинской музыки В. Ю. Сузукей ее мама Ондар Калзановна Сузукей. Легенду воплотил в стихах поэт Александр Даржай, и затем для сцены ее переработали А. Ооржак и Х. Шириин-оол.

Именно в этой постановке сошлись все три составляющие художественного мира Тувинского музыкально-драматического театра – глубокий психологизм и лиризм от русской сценической школы, отточенность и продуманность движений от народных обрядов, а также удивительная пластика и символизм восточного театра.

Первая исполнительница Галина Мунзук создала образ жеребенка Сылдыс-Шокара – маленького, доброго, беззащитного существа с твердым характером. Он родился слабым и был выброшен своим хозяином, но обрел нового, вырастившего его в красивого скакуна.

В этом спектакле о преданности, добре и зле в превосходной степени проявилась главная линия творчества А. Ооржака – поиск позитивного начала. Поскольку режиссер не видит этого в современной жизни, он постоянно обращается к легендам и историческим героям. Постановка игралась почти десятилетие, что в городе со стотысячным населением невероятно. Сейчас играется в новой, третьей, редакции и с молодым составом.

Спектакль «Вернись, мой друг, вернись!» стал чрезвычайно популярен не только из-за темы, но и потому, что зритель, пожалуй, впервые увидел новую эстетику театра: новую пластику, движения актеров, услышал новые звуки природы и животного мира. Тувинский зритель, еще хорошо знакомый, в отличие от зрителя больших городов, с характерными движениями лошадей, вдруг впервые увидел на сцене в пластике актеров образы любимых животных.

Одна из самых сильных по накалу и напряжению сцена: традиционного и популярного вида соревнования скачек. Сотни зрителей погружаются, благодаря актерам, в атмосферу соревнования красивых и сильных скакунов: исполнители показывают не просто бег лошадей, но их характер, желание победить. Зрители начинают понимать, что чувствуют лошади во время скачек. На небольшой сцене театра, за счет использования нескольких ярусов, создается впечатление полного присутствия зрителей на реальных скачках, своеобразный эффект 3D!

Разные виды творчества

Сылдыс-Шокар стал не менее популярен, чем Эзир-Кара. В 2002 году балетмейстер О. Монгуш поставил одноактный балет «Вернись, мой друг, вернись!», а Национальный оркестр под этим же названием создал свою музыкальную композицию. И каждый мастер в своем виде искусства нашел оригинальную манеру подачи истории коня. Это уникальный в тувинском искусстве эксперимент, которого не было никогда, чтобы одна история повторялась на всех языках искусства, даже в мультфильме школьницы.

Оказалось, что мировосприятие мира человеком, скачущим на лошади, по-прежнему понятно и близко даже современному городскому зрителю, никогда не сидевшему в седле. Это голос предков, генетическая память.

Голос предков в танце

Наиболее ярко это проявилось в хореографии, в эстетике танцев наездника. До 1943 года – года появления первых хореографических номеров Анатолия Шатина, впоследствии руководителя балетмейстерского факультета ГИТИСа, «Танец с лимби» и «Звенящая нежность», ставших сейчас классикой, народных танцев у тувинцев, таких, которые исполнялись бы, к примеру, на свадьбах или календарных празднествах, не было. Затем, на протяжении почти 60 лет, был этап накопления, заимствования у других народов. В настоящее время, когда в республике активно и успешно работают уже десятки профессиональных и самодеятельных хореографов, можно говорить о становлении своей тувинской школы танца, основанной на движениях наездника – человека на коне.

Если раньше ритм первых танцев можно было в целом охарактеризовать как неспешный, созерцательный, с четкой прорисовкой линии жеста, то сегодня, с ускорением времени, трансформацией мировоззрения тувинцев, меняется и эстетика тувинской хореографии, она приобретает скорость через новые пластические движения.

Идеи художников

В изобразительном искусстве, в резьбе из агальматолита и дерева также явно ощущается тенденция изображения невероятной скорости, полета, как символа свободы, и наиболее точно это отражается тогда, когда художники работают над образом коня. Перечислим только несколько названий работ одного известного мастера, Хеймер-оола Донгака: «Кайгал» («Удалец»), где маленький мальчик пытается усмирить кобылу с бегущим рядом жеребенком; «Эмдик» («Необъезженный») 2005 г., «Чылгычы» («Табунщик») 2005 г.; в работе «Чарыш» («Скачки») – оседланный мальчиком конь стоит на задних копытах, и из-под них вьется пыль. Скорость, полет, свобода – как это выразить в камне? Каждый современный тувинский художник находит свой способ изображения.

Таким образом, за сто лет произошла эволюция образа коня в тувинском искусстве, и сейчас это не просто конь – чаще всадник на стремительном вороном, даже при отсутствии, к примеру, в картине или в скульптуре человека, сам конь символически олицетворяет неразрывность коня от его всадника, как единого целого. Это возвращает вдумчивого зрителя к мифопоэтическому, синкретическому восприятию мира. Кольцо замкнулось, художники, мастера сцены вновь, через тернии социалистического реализма с его жесткими требованиями, запретами, идеологизацией жизни и искусства, возвращают зрителя к вечному миропониманию кочевника, когда конь являлся символом Неба, бескрайнего простора бытия, Свободы.

Стремящийся ввысь

В XX веке образ коня приземлялся, перенес период репрессий и забвения, а в начале XXI века вновь устремился ввысь. И подобно тому, как в якутском современном искусстве есть новое прочтение старинного прошлого народа – олонхо («Сказания»), а это и театр Олонхо со своей спецификой постановок, и научный институт Олонхо, возможно, и в Туве появятся свои особенности и манера в изобразительных и исполнительских видах искусства, связанных с образом Кочевника – человека на коне.

Айлана КУЖУГЕТ,

доктор культурологии, кандидат искусствоведения.

На снимке: Галина Мунзук в роли жеребенка. Фото Владимир Савиных