Переселение происходило по такой схеме: горожан из старого Шагонара переселяли в город, а сельчан - в село. Но в поселке Кок-Чыраа, который располагался рядом с Шагонаром, часть жителей, а это около пятидесяти семей, работали в райцентре, ощущали себя горожанами и в село переезжать отказывались. Им не отказывали в их желании, но и исполнить просьбу было не просто, долгое время эта часть жителей считалась неучтенной в списках переселенцев. Кстати, проблема неучтенных постоянно возникала, так как строительство затягивалось, а население росло: появлялись дети, увеличивались и семьи, приезжали молодые специалисты. Так вот, чтобы удовлетворить просьбу этих пятидесяти семей из Кок-Чыраа, пришлось нам даже применить авантюристский подход, по-другому не получалось. А дело было так.
Сколько мы ни бились, чтобы изменить генеральный план застройки Нового Шагонара для внесения туда домов для кок-чыраанцев, решение этого вопроса не продвигалось. Сдвинуть его с места, стало понятно, мог только самый главный начальник стройки своим волевым решением. В один из приездов на очередную планерку нашего основного куратора Станислава Ивановича Садовского, управляющего «Красноярскгэсстроя», решено было любой ценой уговорить его подписать дополнительные титулы - распорядительный документ генподрядчика, определяющий сроки и финансирование, - на строительство в Новом Шагонаре незапланированных десяти 12-квартирных домов для этих семей из Кок-Чыраа. Их в Генеральном плане не было, к тому же, УС «Красноярскгэсстрой» постановлением правительства был определен генподрядчиком только для строительства Нового Чаа-Холя и поселка Хайыракан. И титулы по этой причине никак не подписывались, ведь многое надо было утрясать между подрядчиками и архитекторами уже на ходу, и только такая «высокая инстанция», как Садовский, могла изменить ситуацию.
Как-то, после окончания рабочего дня поздно вечером мы, несколько человек, по приглашению Садовского собрались в гостинице, в которой обычно он останавливался. На деле это была обычная квартира в двухквартирном доме в Хайыракане, который ПМК приспособила под гостиницу. Иногда, как и в этом случае, был ужин. Чем обычно расслабить напряжение после дня нервотрепок, многочисленных встреч, решения самых разных проблем? Рюмочкой и анекдотами. Я сидел молча и слушал, выжидая подходящего момента. Наконец, когда «градус» доверительных отношений, по моему понятию, поднялся до нужного значения, зная демократичный характер Садовского, решил использовать последний, так сказать, шанс. «Станислав Иванович, - обратился я к высокому гостю, - не так уж силен я в травле анекдотов, поэтому хочу предложить вам кое-что другое: на спор побороться на руках. Если моя рука одолеет вашу, то вы выполните нашу просьбу: подпишите титулы на кок-чыраакские дома в Новом Шагонаре». Он, на мое счастье, согласился. И хотя комплекцией Садовский был в полтора раза больше, мне удалось побороть его с первого раза. Что делать, деваться ему было некуда, мы тут же подсунули ему эти злополучные титулы, и долгожданная подпись была поставлена!
Но, конечно же, судьба строительства этих домов была решена не на этой шутливой посиделке. Просто нашли компромиссное решение - один из десяти домов, построенных за счет сметы зоны затопления, передать под заселение рабочим ПМК-3 УС «Красноярскгэсстроя», - хайыраканцам. Дело в том, что рабочие, приезжающие на строительство Нового Чаа-Холя, Хайыракана и на очистку ложа водохранилища из Абакана, Саяногорска, Черемушек, согласно договору, отработав некоторое время, вне очереди получали квартиры в тех городах, откуда приехали, а строители из местных жителей такого договора не имели. То есть, хайыраканцы не могли получить квартиру в Шагонаре.
Но позднее выявилась еще одна проблема. Серия домов, которые предстояло построить для кокчыраанцев, не подходила по сейсмичности. Она была разработана под строительство, где сейсмичность не превышала 7 баллов, а в Туве она - 9. Но случай снова нам помог. Однажды в одном из журналов в кабинете нашего архитектора я наткнулся на заметку, где описывался метод строительства японцев в зонах высокой сейсмичности. Они для повышения сейсмоустойчивости зданий под фундамент делают песчаную подушку. Действительно, такое доступное и эффективное решение, а почему же нам-то это в голову не приходило? Правда, внедрить и согласовать это изменение в проекте стоило потом больших трудов, так как делалось в порядке эксперимента, но дома с таким фундаментом были построены. Так часть кок-чыраакцев стали городскими жителями. Хотя они до сих пор не знают, что живут на «песчаной подушке».
Надо заметить, что работа с переселяемым населением была для руководства района первоочередной и главной. Ею занималась специальная комиссия, которая в ежедневном режиме рассматривала вопросы очередности переселения, выплат компенсаций за сносимые дома и жалобы. Приемкой в эксплуатацию новых строений занималась Государственная комиссия. По правде говоря, ее члены постоянно менялись, а вот один оставался неизменным до самого окончания строительства. Это главный архитектор Улуг-Хемского района Александр Сергеевич Юртаев. Ему в качестве представителя Госкомиссии приходилось подчас решать самые неожиданные вопросы. Ему же жители новых Шагонара и поселков во многом обязаны тем, что до конца строительства он прежде всего отстаивал интересы их, а не интересы временных строителей. То есть, был очень настойчивым и не допускал приемку в эксплуатацию объектов с недоделками, что иногда практиковалось в стране.
Если говорить в целом о проблеме зоны затопления, то не было в основном никакого массового сопротивления со стороны переселенцев, я считаю, что в те годы ее намеренно раздули новоявленные политиканы. Ведь люди покидали старое, нуждающееся в ремонте жилье, в некоторых селах целые улицы стояли с домами, где даже крыш не было. А получали взамен совершенно новое, как правило, с центральным отоплением, водопроводом и канализацией, плюс компенсация за снесенное. Где бы в других регионах Советского Союза вы увидели в те годы сельские дома с таким набором благоустройства?
А о тех, единичных, жителях, что были против переселения, расскажу в деталях. Запомнился самый яркий представитель «сопротивления» - житель села Кара-Тал Отчуржап. Он сразу же категорически отказался переезжать, объясняя причину тем, что занимается в своем доме целительством населения, которое едет к нему, в его «намоленные за долгие годы стены», со всей республики. И комиссия приняла во внимание это обстоятельство. Дом врачевателя разобрали, перевезли на новое место в Чаа-Холь, и соорудили вновь в том же виде за счет средств из фонда зоны затопления. А рядом стояли уже новые дома, которые были подключены к благоустройству, центральному отоплению, но наш целитель предпочел по-прежнему топить печку.
В самом Шагонаре две семьи также категорически не соглашались на переезд: не устраивала сумма компенсации, которую предложила комиссия после оценки домов. И их можно было понять. Так как БТИ провело оценку по своим законодательным стандартам, которые основываются не на качестве строений, а на их количестве на усадьбе. У этих хозяев кроме добротных домов ничего больше не было, и они должны были получить меньшую оценочную сумму, чем рассчитывали сами. К ним тоже был использован индивидуальный подход. Одному из глав семейства в порядке исключения выделили земельный участок в Новом Шагонаре и оплатили перевоз его строения. Второй получил благоустроенное жилье там же, плюс разрешение распорядиться старым домом по своему усмотрению.
Конечно, не все переселенцы спокойно пережили это событие, были и те, кто тяжело расставался со своим старым жильем. Мне запомнилась одна очень пожилая женщина, Варвара Григорьева, в народе ее звали баба Варя, она была одинокой. Получив в Новом Шагонаре благоустроенную квартиру, долгое время не могла смириться с утратой своего родового жилья. Каждое утро, а передвигалась она с помощью табурета, уходила в старый город и бродила по пепелищу в поисках чего-то, нам не ведомого…
Не могу с уверенностью сказать, что и сам я легко покидал город моего детства. Конечно, радость от предстоящих перемен была сильнее, но нет-нет, да и начинало щемить сердце от понимания того, что скоро на месте твоего родового жилья окажется вода. А более всего меня не покидало ощущение того, что эта древняя земля, обладающая множеством неоспоримых фактов, подтверждающих эту древность, скроет под водой так и не разгаданные ее тайны.
…Семья моя переехала в Шагонар в 1944 году, здесь жили наши многочисленные родственники. А родился я в Чадане в 1940 году. Отец работал счетоводом на опытной станции, теперь это поселок Теве-Хая, мать работала прачкой в Райпо. В 1942 году отца призывают на фронт. Надо пояснить, почему его не взяли сразу после начала войны. Дело в том, что Тувинская Народная Республика, где мы тогда проживали, стала первым иностранным государством, выступившим в качестве союзника СССР в Великой Отечественной войне, приняв декларацию о поддержке Советского Союза 22 июня 1941 года своим Малым Хуралом. Теперь уже мало кто вспоминает об этом, но через три дня, 25 июня 1941 года, ТНР объявила войну Германии, а Советскому Союзу передала весь золотой запас в размере 30 млн. рублей. И сразу начала поставку лошадей, меховых и шерстяных изделий, полушубков для красноармейцев и т.д., помощь шла вагонами. А 10 ноября 1941 года советское руководство по согласованию с Правительством ТНР приняло решение о мобилизации проживающих в республике советских граждан в возрасте от 19 до 40 лет. В конце января 1942 года призывная комиссия приступила к работе, и уже в феврале почти ежедневно за Саяны уходили колонны автомашин с призывниками. В каждой, как свидетельствуют архивные документы, было по 100-120 будущих воинов. Среди них – и мой отец, Семен Климентьевич Конев. Это был первый и самый массовый призыв. Во многих русских поселках остались только старики, женщины и подростки. Моя мама осталась одна с пятью детьми, я - младший. Я уже сказал о том, как Тува помогала СССР с первого года войны. А ведь эта помощь была просто огромной, и вся тяжесть по сбору средств, продовольствия, подготовки подарков и т.д. ложилась на плечи населения. И если в тувинских семьях, где мужчины не призывались на войну, эти лишения были более-менее терпимы, то в русских, где жены остались одни, приходилось совсем несладко. Взять хотя бы такие факты: все население отдавало фронту раз в месяц свою однодневную, а чаще – трехдневную - зарплату, кроме того, была такая обязанность, как приобретение облигаций государственного займа. То есть, отдавать свои деньги на нужды воюющей страны, взамен получая бумагу с печатью, которую неизвестно через сколько лет ты сможешь обменять на деньги. Все женщины, независимо от возраста, шили одежду, вязали варежки и отправляли эти подарки фронту. С апреля 1942 по август 1943 гг. ТНР отправила фронту 400 вагонов подарков. Из них 97 вагонов – это скот. На подарках писали: «Из-за снежных, высоких саянских хребтов - героической Красной Армии от трудящихся ТНР».
Во всех этих «мероприятиях» принимала участие и наша мать, так как отказываться боялись, могли и в тюрьму посадить за саботаж. А ведь в доме было пятеро детей, мать весь день была на тяжелой работе, придя вечером, ей надо было обиходить нас, кому подлатать одежду, кому помочь с уроками, придумать, чем завтра накормить нас из скудных запасов. А ночью садилась за вязание… В первый год войны этих рукавиц, которые моя мать вязала почти ежедневно, женщины Тувы отправили больше десяти тысяч пар. Не знаю, как бы мы выжили, если бы маме в эти суровые военные годы не помогал друг отца - Лопсанчап Ооржак, которого впоследствии Тува знала уже как знаменитого чабана, Героя Социалистического труда. А дружба наших семей продолжалась и после возвращения отца с войны.
Валерий КОНЕВ
(Продолжение следует)
