– Максим Викторович, как у вас проявились симптомы?
– Субботним днем температура сначала незначительно поднялась до 37, легкое недомогание. Честно говоря, я не особенно обратил на это внимание. Больше среагировали коллеги, все-таки настороженность у людей сейчас повышенная. Позже температура уже стала 38,5, появился кашель. Так как это происходило, когда эпидемия уже начала набирать обороты, я, как и многие другие, стал дозваниваться до поликлиники. Не сразу, естественно, это получилось, но после того, как звонок приняли, «неотложка» приехала довольно оперативно, бригада была в СИЗах. Меня осмотрели, назначили лечение, выдали антибиотики и оставили лечиться дома. Но уже через несколько дней состояние у меня ухудшилось.
– И вы, как все, стали прорываться на КТ-исследование?
– Да, так и было. Кстати, позвонил на «горячую линию» правительства, меня узнали, очень сочувствовали, но сказали: подходим к пику, везде огромные очереди, ничем помочь не в силах. Но все же на КТ я попал, выяснилось, что у меня двухсторонняя пневмония и 40% поражения легких. Оказалось, что процент поражения – это не основной и не единственный критерий. Участковый терапевт объяснила, что двухсторонняя пневмония может дать стремительное ухудшение. Как будет реагировать на covid конкретный организм, не известно. По направлению врача меня все-таки госпитализировали. Не сразу, так как инфекционный госпиталь был к тому времени заполнен, но положили.
– Какие впечатления остались от госпиталя?
– Я попал в новый инфекционный госпиталь, в народе его еще называют "теркорпус», в палату, где лежало 10 человек, разного возраста и состояния. Я убедился, что коронавирус ведет себя необъяснимо, это все очень индивидуально. Из нашей палаты увезли в реанимацию молодого, крепкого парня, у него резко наступило ухудшение. С нами лежал мужчина ветеранского возраста, ближе к 60 годам, который каждое утро делал зарядку, такой активный ЗОЖник. Все к нему очень уважительно относились, и совершенно неожиданно ему стало хуже, его перевели в реанимацию. Были люди старшего возраста, у которых процент поражения был более 60, они легче, чем другие, переносили течение болезни. Мне назначили усиленное лечение, первые пять дней я постоянно находился под капельницей. По-моему, тогда действовал четвертый вариант протокола лечения, применяли хлоргексидин. Сказали, что у меня в организме сформировалась шоковая реакция. Состояние в первые дни, конечно, было не особенно.
– Как устроена работа медицинского персонала инфекционного госпиталя?
– Это, наверное, самое сильное впечатление. Разговариваю со знакомыми, некоторые спрашивают: ты действительно веришь в коронавирус? Я согласился рассказать о том, как болел только для того, чтобы сказать всем: коронавирус не только существует, он очень опасен. Я, наверное, впервые сам осознал, что значит инфекционная эпидемия.
Работать в защитных комбинезонах, в очках по 8 часов в день – это тяжелейшее испытание. Именно так работают медики. Не снимая защитного костюма, без еды и воды. Извините, в памперсах. На такое способен не каждый. К концу дня видишь даже через очки, как они устают. И так 14 дней. После этого еще 14 дней они сидят в обсервации. Встречаются с семьей через 28 дней. Когда об этом просто кто-то рассказывает, не особенно воспринимаешь. Но, когда это видишь лично, это производит большое впечатление.
Врачам и медсестрам очень сложно. Болезнь неизвестная, постоянно меняются протоколы лечения, препараты. Все это надо изучать, думать, анализировать. Каюсь, что по характеру я человек дотошный. Постоянно хотелось все переуточнять, переспрашивать. Сейчас задним числом понимаю, что это, наверное, было утомительно для тех, кто меня лечил. Надо признать, что коронавирус оказывает и психологическое давление на заболевших.
Поэтому медикам нелегко. Палаты были забиты больными, нагрузка очень большая. Заметил, что наши медики, видимо, впервые сталкиваются с таким количеством тяжелых случаев и смертей, хотя и считается, что у нас по сравнению с другими регионами ничего критичного нет. Для наших медицинских работников это новый опыт, они очень остро все переживают. Видно, что к таким психологическим и моральным нагрузкам они были не совсем готовы. Поэтому огульные обвинения в социальных сетях тоже переносили болезненно.
Я очень благодарен всем медицинским работникам, они делают великое дело.
– Максим Викторович, сейчас, когда достаточно очевидно, что все пошло на спад, какие вы для себя лично вынесли уроки?
– Думаю, главное – надо каждому выработать железное правило. Когда в условиях эпидемии всем говорят: сидите дома, ограничьте контакты, носите маски, это должны выполнять все. Абсолютно все, как данность. Веришь ты в коронавирус или не веришь, нравится тебе это или нет, надо выполнять. Только такой формат поведения, внутренняя дисциплинированность сможет остановить распространение инфекции.
Сейчас у нас полный раздрай в этом смысле. Я в инфекционном госпитале видел просто неадекватное поведение больных. Одной женщине надо было получить или передать какие-то документы, она изо всех сил рвалась на первый этаж встретиться с родственниками. Один больной мужчина вообще хотел сбежать из госпиталя через забор, ему буквально наручники надели. Даже у больных людей нет осознания, что они опасны для окружающих, нет мыслей поберечь своих родных, близких.
Если осознание не придет, не сформируется ответственность, так и будем жить месяцами, годами в подвешенном состоянии, без работы и доходов.
– Как сейчас себя чувствуете?
– Нормально, работаю, но все-таки чувство небольшой тяжести в груди осталось. Надо еще понять, какие последствия имеет этот covid-19.
