Тувинская правда 12+

К 100-летию ТНР. Наше детство было счастливым

7 июля 2021
47

Когда я рассказывала внукам смешные эпизоды из жизни в интернате, то они сразу напрягались и задавали вопрос: «Почему жила в интернате?» В их представлении интернат только для детей-сирот или оставшихся без попечения родителей. В Улуг-Хемском районе первая школа и интернат были организованы в Шагонаре. Вначале интернат поддерживали родители учащихся по очереди, а с вхождением Тувинской Народной Республики в состав России он перешел на полное государственное обеспечение.

Я выпускница 1967 года шагонарской средней школы № 2. В Старом Шагонаре на берегу Енисея были школа № 2, а также белый и черный (так мы их называли) интернаты на улице Советской. Я училась в этой школе с 5 класса. С нашей деревни в 5б классе было 14 детей. Все мы жили в одном интернате. А в 5а классе учились городские дети, хорошо говорившие на русском языке. В начале было очень трудно. В первую очередь – языковой барьер, во вторую – не нравилась пища в столовой, в которой было много овощей, долго привыкали к ней, и, наконец, многие из нас скучали по дому. Правда, я мечтала об интернате еще учась в Эйлиг-Хемской начальной школе. Мои старшие сестры жили и учились в Старом Шагонаре.

В 5б классе нашим классным руководителем был Маадыр-оол Мидрянович Маады, который вел родной язык. В школе к нам, деревенским, относились очень внимательно и с пониманием. Особо следует отметить то, что все предметы велись на русском языке, но уроки проходили с переводчиком. Математику вела русская учительница Любовь Николаевна Будук-оол. Она объясняла, затем Маадыр-оол Мидрянович ее речь переводил на тувинский язык. Так продолжалось до конца второй четверти, а позже необходимость в переводе отпала. В интернате все воспитатели, ночная няня, повара в столовой были русскими. В таком окружении мы быстро заговорили на русском языке. В Эйлиг-Хеме в то время было немало русских, особенно, когда был колхоз. В начальной школе русский язык вела Зоя Николаевна (фамилию ее не помню). Читать все старались на русском языке, а разговорная речь хромала: мы говорить стеснялись. Когда начали укрупнять колхозы и превращать их в совхозы, то русское население сконцентрировалось на центральных усадьбах и такие деревни, как наша, оголились.

Чисто говорящие на русском языке дети были из села Баян-Кола, где была восьмилетка. Мы с ними с 9 класса вместе учились в Старом Шагонаре. Колхоз там просуществовал долго. Говорили, что это родные места Б. Ш. Долчанмы – Председателя Президиума Верховного Совета Тувинской АССР. Да и географическое положение этого села было весьма благоприятное, поэтому там проживало много русских.

Когда в 1969 году возобновили геологоразведочные работы на Терлигхаинском ртутнорудном месторождении в верхнем течении реки Баян-Кол с целью создания разведочно-эксплуатационного предприятия (РЭП), то большинство русских из Баян-Кола переехали туда. Там каждый второй житель был родом из Баян-Кола.

В то время туристические путевки для нашего РЭП были очень доступными. Всё делалось через профсоюзы. Помню одному буровому мастеру захотелось съездить в Египет, посмотреть на пирамиды. Колебался, переживал и говорил, что дальше Баян-Кола, в котором родился и вырос, никуда не ездил. Но затем поехал и, возвратившись, рассказывал всем о своих впечатлениях.

Наши родители делали все, чтоб мы получили достойное образование. У самих родителей было двух классное «юрточное» образование. Они изучали старотувинскую письменность по латинизированному алфавиту. До конца своих дней они писали латинизированным шрифтом. Помню, долго хранила письмо мамы, написанное брату, когда он лежал в больнице в Шагонаре. Старшие дети этот алфавит знали, так как мама их до школы худо-бедно учила. Рассказывали, что писали они везде: на буржуйке угольком, на песке палочкой...

Каждую осень отец ходил по инстанциям в районной администрации и уговаривал, просил даргаларов (начальников), чтоб нас устроили в интернат. Одновременно трое, иногда и четверо, детей из нашей семьи жили в интернате. И не напрасно: шесть аттестатов зрелости получили члены нашей семьи в шагонарской средней школе № 2. Затем четверо из нас получили высшее образование: учительница (Кызылский пединститут), инженер-экономист, инженер-теплоэнергетик (Красноярский политехнический институт), инженер-геолог (Институт цветных металлов, г. Красноярск). Еще двое окончили техникумы: торговый и сельскохозяйственный, двое – заслуженные чабаны со средним образованием. Такие результаты плодов воспитания наших родителей и учителей.

Я всю жизнь с благодарностью вспоминаю школу № 2 города Шагонара и интернаты – своеобразный островок со своими правилами и законами. Это были храмы науки, открывающие для нас – детей чабанов – целый мир. Там нас обували, одевали и кормили. Учили ухаживать за собой и убирать свою комнату, облагораживать территорию интерната. Мы учились шить, вязать, готовить, что потом очень пригодилось в жизни. Чистоту и оформление комнат у нас проверяли ежедневно и ставили оценки. У каждой комнаты было свое оформление: крестиком шитые цветочки или узоры на наволочках, салфеточки на тумбочках, картинки на стенах комнат, тоже вышитые крестиком или гладью. Все делали своими руками на уроках труда или в свободное время. Мы постоянно жили в духе соревнования. Была Доска почета, тоже оформленная ребятами – ажурная резьба по дереву, красный бархат. Помню, там была одна фотография – Кушкаш Ивановны Кечил (сейчас Пахомова). Она окончила школу с серебряной медалью. Такая недостижимая гордость!

...Без дела мы никогда не болтались. Не было спортивного зала, но умудрялись на простых столах играть настольный теннис. Даже попадали на республиканские соревнования. Про волейбол, баскетбол говорить не приходится, играли отлично. Были музыкальные инструменты: балалайки, баян, аккордеон, гитары. Преимущественно мы их получали как призы за самодеятельность. Бренчали все, но кто-то играл хорошо и в дальнейшем связал судьбу с музыкой. Не было телевизора, по выходным толпой ходили в кино в Дом культуры города, платила школа. Очень много читали. Зимой в школе на перемене мы под баян танцевали вальс или фокстрот, а летом – хватали мячи, ракетки и бегом на улицу. Мы там мечтали о будущем, отстаивали свои интересы, дружили, любили.

Мы сами топили печки, белили комнаты, выполняли другую работу. Наш маршрут был расписан: утром после завтрака мы шли в интернат через дровник, каждый нес столько полен, сколько мог унести. Это были запасы топлива на целый день. Большие, выложенные внутри кирпичом черные печки в каждой комнате, топились из коридора. В столовой дети дежурили по очереди, и для нас считался этот день праздником, так как мы могли для себя приготовить что-нибудь очень вкусное. И на кухне мы тоже всему учились: вплоть до квашения капусты. Один раз в неделю мылись в городской бане, вещи стирали в прачечной интерната. Там стояли большие машины и поэтому накопленные вещи стирали все скопом. В интернате к нам на ночь приходила сторож баба Варя. Такие страшилки нам рассказывала она по субботним вечерам, мы слушали, затаив дыхание, и порой боялись разойтись по своим комнатам спать.

Я помню всех педагогов школы. Учительница географии Папый-оол Лопсановна Ооржак, выпускница Ленинградского пединститута, замечательно знала и очень любила свой предмет. За зиму готовила туристическую группу в школе. В начале лета мы шли в поход и участвовали в республиканском туристическом слете. Всегда занимали призовые места. Если ученик не знал карту, то она очень сердилась. Мы не только по СССР, но и по другим странам все знали. Я какое-то время работала в пединституте со студентами и пришла к выводу, что сейчас дети, даже студенты, плохо знают географию.

Хочется сказать добрые слова про учителя химии Марию Ивановну Белоусову (Коростелеву). (На фото.) Химия очень сложная наука, вся моя жизнь и работа связаны с химическими элементами, их поведением в недрах и на поверхности земли. Наша учительница легко в игровой форме давала нам предмет так, что мы его полюбили. Она проводила тематические вечера по химии. Это сказочное превращение одного вещества в другое состояние нас всегда завораживало!

Физика – лабораторные работы, опыты. Преподавал этот предмет Федор Васильевич Ковалев. Чета Ковалевых были физиками. Супруга преподавала в школе № 1, а Федор Васильевич – во второй школе. В 1963 году на нашей елке появились гирлянды. На вечере старшеклассников – с 7 по 11 классы – елочка прекрасно светилась. На следующий день на утреннике малышей ей не суждено было светиться. Маленькие разноцветные лампочки привлекали внимание детей. Они их выкручивали и складывали в карманы. Дети не представляли, что там последовательное соединение. Если нет одной лампочки, то другие уже не горят. Через год елочка начала еще и кружиться. Это сделал наш Федор Васильевич.

Уроки труда проходили в отдельном здании, которое было рассчитано для учащихся обеих школ. Были столярный и слесарный классы. Учителя: Некрасов – в столярном классе, в слесарном – Мареев (их имена, к сожалению, я не помню). Оба фронтовики. Некрасов прошел через концлагеря. Добродушные, терпеливые, немногословные. Мы там делали плечики для одежды, табуретки, разделочные доски, засовы и ушки для замков. Все использовалось для школы и интерната. Более одаренные дети резали по дереву произведения для выставки. Ребята занимали хорошие места и не один раз побывали в Волгограде, представляя свои работы на Всесоюзных детских выставках. Была в школе группа детей, занятая авиа моделированием. В школьной теплице мы работали с ранней весны. Топили печку, сеяли и ухаживали за рассадой цветов и овощных культур. Там руководила нами учительница биологии.

В 1966 году школа выпускала сразу два класса: 10 и 11 классы. Вышло новое постановление, что далее будет 10-летка вместо 11-летней учебы. Сразу из двух школ было четыре выпускных класса – около ста человек. Наш выпуск состоял из 40 человек. В ту весну было сильное разрушительное землетрясение в Ташкенте, туда отправлялись отряды молодых людей на восстановление города. Парни из нашего выпуска успели и там поработать. У всех было желание уехать далеко, проверить себя, где-то учиться или работать.

Я «заболела» геологией. С геологами наша семья общалась всегда – отец работал у них разнорабочим. Летом на летниках геологические экспедиции останавливались возле наших стоянок, приходилось их сопровождать на золотые прииски за Куртушибинский хребет на лошадях. Мой старший брат служил три года на острове Кунашир в пограничных войсках. Он был в восторге от Курильских островов, от Камчатки. Зелень тайги, дымящиеся сопки-вулканы, фантастика! Он окончил только 7 классов и дальше не пожелал учиться. Очень много читал, особенно любил фантастику. Мне он говорил: «Выучись на геолога и езжай туда жить, все сама увидишь». Я еще больше «заболела» геологией. Но в жизни не всегда получается, как ты хочешь. На Камчатку мы с мужем съездили только в 2007 году. Удивительный край! Но жила и работала я в Туве.

Чойганмаа ОЙДУП,

инженер-геолог, г. Шагонар Улуг-Хемского района.

"Тувинская правда" №25 от 7 июля 2021 года.

Редакция «ТП»