Юбилей поэта-билингва. Верлибры Эдуарда Мижита

Как все национальные советские литературы, тувинская художественная литература, в 1980-1990-ые годы вплоть до начала т. н. нулевых (2000 г.г.) развивалась в общем кипящем котле перестроечных изменений (Русская литература XX века в 2-х томах. Т.1. 1920-30-ые годы. Учеб. пос. Л.П. Кременцов и др). В пору пересмотра многих позиций, непростых, значимых для будущего перемен в общественно-политической, культурно-исторической жизни, тувинская советская литература также оказалась на перепутье. Она пережила все метаморфозы обновления: отказ от идеологического диктата советской цензуры, безоговорочное отрицание тувинской советской классики, тематическое обновление, введение новых художественно-изобразительных средств, появление новых имен, распространение массовой литературы.

            В конце 1980-х годов в тувинскую литературу вошли молодые авторы: Роман Лудуп, Эдуард Мижит, Артур Хертек, Сайлыкмаа Комбу, Мария Кужугет (Ооржак). Ранее заявили о себе как талантливые поэты нового поколения с уже наметившейся свободой от идеологического диктата Игорь Иргит, Антон Уержаа, Николай Куулар, Артык Ховалыг. В их творчестве рождалась новая эстетика, уже не принадлежащая полностью соцреалистическому искусству.

Среди новых имен перестроечного времени – Эдуард Мижит. В его первых двух поэтических сборниках «Кезерниӊ балдызы» («Палица Гэсэра», опубликованная в поэтическом сборнике «Ростки», 1989) и «Бузундулар» («Осколки», 1992) – перед читателями предстал поэт, отличающийся широким диапазоном поэтической лексики, набором традиционных и ранее не отмечаемых исследователями тувинской литературы поэтических средств и – что самое главное – необычной для тувинского читателя усложненностью поэтического дискурса (речи). 

            Произведения Э. Мижита громко заявили о возможности освобождения тувинского художественного слова от тоталитарного, ограничивающего диктата вульгарного социологизма; о поэзии т. н. «чистого искусства», отличной от тенденциозности и привязанности к социально-историческим задачам общества; о введении новых форм художественного самовыражения, об отказе от эстетики соцреалистического искусства и открытии новых, не изведанных ранее путей художественной парадигмы.

К этим программным заявлениям, выраженным в творчестве молодого поэта, добавляется новое для того периода явление в тувинской литературе – художественное двуязычие, возможность самовыражения на двух языках – родном тувинском и русском. Владение обоими языками в достаточной силе и глубине позволяет писателю обращаться напрямую, без авторского перевода, к таким формам поэтической саморефлексии, как философская лирика, где важнейшей составляющей является «настойчивое требование поэзии мысли» (Маймин Е. А. Философская поэзия Пушкина и любомудров (к различению художественных методов).

            Поднимая вопрос о новаторстве писателя-билингва Э. Б. Мижита, мы обращаемся к его произведениям раннего периода (1990-2000-ые). Теоретическим подспорьем для исследования данного вопроса явились работы С. А. Арутюнова «Билингвизм и бикультурализм», Ш. А. Мазанаева «Двуязычное художественное творчество», К. К. Султанова, С. Ж. Балданова, У. М. Бахтикиреевой и др. Ранее анализ произведений Эдуарда Мижита, предпинятый ислледователями М. А. Хадаханэ, Л. С. Дампиловой, А. Л. Кошелевой, А. М. Соян, Л. С. Мижит и Ш. А. Монгушем, обнаруживает в творчестве этого писателя новаторский подход в выборе тематики, стиля, формы. «Пыталась понять ускользающий от меня смысл, сравнивать со всем, что читала прежде….», – так пишет о своем первом впечатлении известный литературовед М. А. Хадаханэ. Опираясь на его рукопись еще не изданной книги, так она излагает в статье 1994 г. программное заявление Э. Б. Мижита: «… автор говорит о кризисе литературы, угасании лирики, сумерках культуры. Констатирует, что полностью отработаны все приемы, жанры, темы; колодец исчерпан – все написано, нам идеально подходит состояние человека в момент смерти, когда перед взором проносится вся жизнь – свободная игра метафор, попытка сжать время в один миг. Каждое слово у Э. Мижита – букет ассоциаций, он хочет сказать миру свое неведомое миру слово, он готовит нам маленькое чудо – переход в иное высокое качество. Стихи его летучи, легкокрылы, но в них много второго-третьего смысла – бесконечный увлекательный кроссворд» (Хадаханэ М. А. Странный поэт Мижит // Тув. правда. 1994. 6 янв.).

            Л. С. Дампилова, обращаясь в сравнительном плане к теме писателей-билингвов в тувинской и бурятской литературах и обнаруживая определенные структурно-смысловые особенности поэтов Эдуарда Мижита и Амарсана Улзытуева, пишет, что Э. Мижит создает свои произведения  на русском и родном тувинском, А. Улзытуев, прекрасно владея родным бурятским, пишет в настоящее время только на русском, констатируя «поиски единства с русской литературой», размышляя о «сложном пути этнического самосознания», о том, что, например, у Э. Мижита «иначе кодируется весь мир носителя «азиатского» сознания и естественной становится утеря национальных художественных образов», что он «возможно, изыскивая новые формы стихосложения, близкие к национальным структурам», обратился к верлибру. Л. С. Дампилова отмечает появление в творчестве двух поэтов-билингвов «новых оригинальных художественных образов» и т. д. (Дампилова Л. С. Феномен билингвизма в современной поэзии народов Сибири).     Л. С. Мижит, обращая свой исследовательский взгляд на творчество Э. Б. Мижита, подчеркивает, что поэт «предлагает видеть в каждых, даже самых маленьких – вещи, явлении, событии что-то большее, значительное. Каждое явление одновременно является и уникальным в своем роде, и частью единого целого на основе всеобщей взаимосвязанности всего мира» (Мижит Л. С. Эдуард Баирович Мижит // Летопись Тувы - 2011 г.).

            Как видим, художественный анализ поэзии Эдуарда Мижита в аспекте его новаторства в тувинской поэзии уже был задан исследователями, и мы намерены рассмотреть, в чем же проявилось его новаторство как поэта-билингва.

            Методологию изучаемого вопроса составляют следующие положения исследователей, посвятивших свои работы феномену билингвизма в национальных литературах России. С. А. Арутюнов, изучая  практически полноценное владение двумя системами как в языковом, так и в культурном плане, вводит в исследовательский дискурс понятие «аккультурация», как явление, отличное от ассимиляции и как свидетельство усвоения новой культуры и языка без сколько-нибудь существенного ущерба для родной (Арутюнов С. А. Билингвизм и бикультурализм // Советская этнография. 1978). Для исследования творчества писателя билингва Э. Мижита, на наш взгляд, не менее важен взгляд ученого Ш. А. Мазанаева на данную проблему в ракурсе советской многонациональной литературы:  широкое развитие национально-русского двуязычного литературного творчества – явление вполне закономерное в системе национальных литератур, возникшее как результат тесного взаимодействия литератур разных народов, «исторически имеющих общую судьбу» (Мазанаев Ш. А. Двуязычное художественное творчество, 1997). На наш взгляд, здесь необходимо подчеркнуть, что именно двуязычное художественное творчество было призвано и способствует в настоящее время сохранению этого единого литературного и культурного пространства, о чем писали С. Ж. Балданов, Н. Н. Тобуроков и др. (Балданов, С. Ж. Формула единства сибирских национальных литератур и формы межлитературных коммуникаций // Сибирь — единое фольклорно-литературное полиэтническое пространство, 2005;  Тобуроков, Н. Н. Современная поэзия народов Сибири. М., 1986). И если, как пишут Мазанаев и др., двуязычное творчество  на территории бывшего СССР получило широкое распространение  в 1960-80-ые годы, то в Туве, конечно, мы констатируем этот феномен в творчестве Эдуарда Мижита, судя по его публикациям, с начала 1990-х.

Тем не менее, в конце 1950-х поэтами Сергеем Пюрбю, в 1970-ые Игорем Иргитом были предприняты попытки задействовать в своем творчестве русский язык. В силу разных обстоятельств эти опыты оказались в то время единичными, но все же, как мы считаем, они подготовили рождение двуязычного поэта Э. Мижита в начале 1990-х, выпускника Литературного института им. М. Горького, ставшего одной из первых ласточек новой поэзии постсоветской тувинской литературы.

            Принципиально важны для исследования творчества тувинских писателей-билингвов выводы К. К. Султанова о русскоязычной национальной литературе России как факторе национально-литературного самоопределения, как возможности «жизненно важного расширения читательской аудитории», открытости, мобильности национальных литератур  и, что не менее важно, «выхода за пределы национального канона ради новой креативности» (Султанов К. К. Русскоязычная литература как культурный феномен и объект исследования…2016). Об образовании нового культурно-языкового пространства, об изменении мировоззрения писателя-билингва; о глобальном характере культурных концептов, заложенных в произведениях двуязычных авторов, пишет У. М. Бахтикиреева (Бахтикиреева У. М. Художественный билингвизм и особенности русского художественного текста писателя-билингва...2005).

Писатель-билингв является выразителем двух языковых картин мира, процесс создания художественного произведения является результатом колоссальной работы творческого билингвального сознания, и предоставляемый таким подходом взгляд со стороны на творчество писателя-билингва способствует самосохранению  культуры и более того – ее ревитализации (Бахтикиреева У. М., Валикова О. А. Транслингвизм и ревитализация культуры // Вестник РУДН). Эти положения подтверждаются анализом книги Баира Дугарова «Сутра мгновений» С. С. Имихеловой, билингвизм здесь определяется «в мировоззренческом аспекте: как единство восточного и русского (европейского) сознания в личности бурятского поэта, пишущего на русском языке. Творя на неродном языке и сознавая свою причастность русской (по типу – европейской) культуре, Б. Дугаров остается верным ментальной общности (по типу – восточноазиатской)» («Вестник Бурятского государственного университета. Филология». 2019).

            Первый сборник молодых авторов «Өзүмнер» («Ростки»), в который вошли произведения Э. Мижита, включает стихотворение «Кезерниӊ балдызы» («Палица Гэсэра»), молодой автор  пишет здесь о том, каким представляли наши предки мироздание:

            «Говорят, что высоко в небе сидит Хайыракан, создавший Вселенную, и его сущность – Гэсэр, Чингис,  Амырсанаа – одно имя, одно божество, одна мысль – это он сам» - … бедик дээрде Каптагайны бодараткан Оран Делегей Хайыракан орар дижир. А ооӊ боду – Кезер, Чиӊгис, Амырсанаа(да) – ады чаӊгыс, чаӊгыс бурган, чаӊгыс бодал  болу берген – ол-дур дижир.

Так  поэт с позиций современного человека объяснил древнее представление о мире. И эта мысль поэта близка христианскому взгляду: «разные проявления, ипостаси Создателя», так соединились в тувинском художественном слове европейский взгляд на мир (христианские воззрения) и азиатское мировосприятие (шаманские воззрения). В стихах молодого поэта Э. Мижита этого периода читатели услышали программные заявления о стремлении на родном тувинском языке, вооружившись теорией литературного творчества, используя достижения мировой художественной культуры, выразить сложнейшие философские понятия о жизни, познании мира, о духовном и насущном.

В стихотворении «Бирги чалгыг», как нам представляется, относящееся в творчестве Э. Мижита к периоду 2000-х годов, и его варианте на русском языке «Первая волна» перед читателем развертывается состояние, ранее никогда не описываемое в тувинской литературе: «… «бар-дыр мен» деп билгеним ол…» (досл.  я осознал, что я существую). В авторском русскоязычном поэтическом тексте: «я понял вдруг, что существую…». В этом произведении лирический герой, точнее, лирическое «я», открывает для себя и в себе другой, новый, скрытый от других мир. Этот мир открылся полуторагодовалому малышу в расщелине треснувшей на части вселенной, временами даже перетекавшем плавно одно в другое, читатель может найти размышления лирического «я» о сущности вещей, бытия и его познаваемости. В тувинском тексте сразу выделяются особой смысловой нагруженностью слова и выражения: медерелим (мое сознание), «бар-дыр мен» (я существую), «бирги бодал суунга дүжүп өлүр частым» (досл. я чуть не утонул в водах первой мысли), «өртемчей-даа аӊгы-дыр деп» (авторский русскоязычный текст: вселенная вовне), «Чамбы-дипти тиглиг чарык өттүр эртти» (досл. расщелина расколола вселенную на части; авторский текст: треснул мир), «делегейге тудуш хиним» (досл. соединен пуповиной с миром, сравни тувинский традиционный текст: черим-биле хиним тудуш, чонум-биле хиним тудуш; досл.: соединен пуповиной с землей родной, с народом…и т.д. ), «ала-чайгаар бот-бодувусче агып кирип чордувус чоп…» (авторский: друг в друга плавно мы перетекали), «сагыжымныӊ чаа тепкен тепкези дээш» (авторский: За ту ступень, куда душа взошла), «кээргел чок тиг ынай чүрээм кежир эртти» (досл.: беспощадная трещина прошла по моему крохотному сердцу; авторский: та трещина прошла по крохотному сердцу, как расплата», «Өртемчей-даа, күжүр бот-даа ылгалдыг деп» (авторское: Что мир и я не так уж вовсе слитны) и  т. д. (Мижит Э. Бирги Чалгыг – Первая волна //  Тыва шүлүк чогаалыныӊ антологиязы - Антология тувинской поэзии. 2014).

Здесь читатель открывает для себя мир философской кантовской мысли о познании, о понятии «Я», о самосознании, о реальности, о сомневающемся и мыслящем «Я», о восприятии внешнего мира, о вещах вне меня и т. д. Безусловно, такая поэзия намного отлична от философской лирики о смысле жизни и смерти, о вечном и насущном и др. Философская мысль, облеченная в поэтическое слово, – такова новая поэзия Э. Мижита. Понятно, что новое слово требовало новых форм художественного самовыражения. И здесь главным «персонажем» оказывается верлибр.

Верлибры Э. Мижита (в его поэтических сборниках «Бузундулар» и «Расколотый миг») отражают постмодернистское мировосприятие, где мир раскололся на осколки (Бузундулар – осколки, Бустуушкун), подтверждая таким образом одну из важнейших его установок – деконструкцию реальности.  Деконструкция, как способ мышления, очень сильна у раннего Мижита. Стихотворения из его двух первых поэтических сборников «Осколки» («Бузундулар») и «Расколотый миг» построены на этом художественном образе, представляя своеобразный цикл стихов об осколках: «Чадавас боор», «Кижи сеткили» (Душа человека), «Оттуушкун бузундузу» (Осколок пробуждения), «Ынакшыл бузундузу» (Осколок любви), «Тоол бузундузу» (Осколок сказки). Лирический герой Э. Мижита мыслит предельно абстрактными категориями: жизнь, смерть, время, вечность, вселенная и т. д. Например, из тувинского сборника: «Что же такое Смерть?» («Өлүм дээрге чүл ол?»), «Пространство сжимается…» («Октаргай чыырлып турар…»), «Усталая, вздохнув тяжко, Вечность сняла на мгновение маску, закрывавшую ее лик»[1] («Могап шылаанындан / улуг тынгаш, Мөңге Үе / арнын дуглап кедип чораан / дүрзүзүн / чүгле хензиг кады / ушту каапты»).

Из «Расколотого мига»:

Ветер мгновений

Дохнул на меня

Запахом целых столетий,

Словно дыхание кладбища

С собой принеся.

Максимально чуткое мироощущение («Одиноко в безмолвных горах…», «А мен чырык Хүнге…»), взаимопроникновение природного и человеческого начал («О, это зыбкое…», «Шак бо бүрү…»), постоянный поиск гармонии, острое чувство одиночества и непонятости («Өске» - «Другой»), экзистенциальное осознание ценности отдельной личности («Нет-нет да и вспыхнет вдруг…») – такова эстетика верлибров Э.Мижита, относящихся к 1990-м  - началу 2000-х.

В силлабическую систему тувинского стиха Э. Мижит внедряет верлибр. Его форма – это поэзия свободного композиционного построения, не ограниченная и не скованная определенным размером, формой строфы, начального и конечного созвучия стихотворных строк. Новаторство в стихе, его верлибр, в своем поиске нового, обращено все же к традиции, истокам. Стих шаманских песнопений, названный М. Б. Кенин-Лопсаном «шаманской поэзией», отличается стремлением к равносложности, более 70 процентов анализируемых строк показали наличие равносложного (изосиллабического) и стремящегося к равносложности стиха, и основой этой традиционной канонизированной равносложности являются двусложные слова. В верлибре Э. Мижита мы отмечаем эту приверженность к двусложным словам. Кроме этого, основным, можно сказать, базисным, потому что скрепляет, цементирует стих, средством организации тувинского традиционного стиха является начальная рифма (аллитерация). Обозначаемая исследователями как анафора (начальное созвучие), эта форма звуковой организации тувинского стиха в верлибре Э. Мижита все же редка, и если появляется, то нерегулярна и случайна. Если шаманский стих отличается разнообразием строфических форм и в одном шаманском алгыше, как правило, отмечается единообразие строф (только восьмистишные или только шестистишные, двустишные), то тувинский верлибр Э. Мижита выдает нам примеры разных строф в одном произведении, что чаще всего присуще стиху тувинских благопожеланий-йорээл.

Верлибр Э. Мижита не есть отсутствие любого вида организации, порядка, формы. Его верлибр – при отказе от традиционных форм организации стиха – все же использует разные формы построения стиха, но в свободном его варьировании, как  более точное выражение авторской мысли и посыла на свободное парение мысли, не скованного формой или заданным художественным образам. В следующем верлибре в разных по объему строфах (8-стишие, 6-стишие, 7-стишие) количество слогов в стихотворных строках также свободно изменяется, но нерв стиха держится за счет то появляющегося, то исчезающего (как в благопожелании-йорээл или героическом сказании маадырлыг тоолдар) – начального созвучия. Стих получает определенную долю свободы за счет использования слов разного слогового состава, хотя двусложные слова все же превалируют:

                                    (Мижит Э. Өске (Другой) // Мижит Э. Бузундулар. Кызыл, 1992)

Общепринятые формы стихотворного повествования – это, безусловно, 8-сложник и 12-сложник, сменяющиеся 4-сложными стихотворными строками.   В этой традиционной манере повествования 8-сложным и 12-сложным стихом было написано тувинскими авторами большинство прекрасных произведений. Но вот поэты начали искать возможности поэтического слова, которые не сковывали бы поэтическую мысль 8-ми и 12-ти-сложным каноническим размером. И таким освобождающим от оков канона средством стал верлибр, отказывающийся от метрической заданности, в нем, как правило, 6-ти-, 7-ми-, 9-ти-, 10-ти-, 11-тисложные стихотворные строки сменяют друг друга без определенной регулярности, как это было продемонстрировано в сборнике Э. Мижита «Бузундулар» («Осколки»). Когда поэтический сборник вышел из печати, он получил отзывы «удивительно, прекрасно, по-новому!», потом многие читатели засомневались: «но как же долго продержится это новшество в тувинской поэзии, может ли стать художественным выразителем тувинского слова, выразителем глубоких размышлений, сердечных излияний, будет ли способствовать поэтическому самовыражению на тувинском языке?» Сегодня, когда начало уже третьего десятилетия XXI века, мы можем констатировать, что верлибр прописался в тувинской поэзии, свидетельством этому – появление верлибров новых авторов, хотя их отряд малочисленен, но, на наш взгляд, тувинский верлибр, введенный в 1990-ые поэтом Эдуардом Мижитом своим поэтическим сборником «Бузундулар», как было представлено выше, несмотря на противостояние и отказ от канонизированного стиха, все же в выборе средств стихотворной организации обращен к традиционным формам стиха.

            Новаторство поэта Э. Мижита проявилось в том, что он стал первым поэтом, заговорившем на русском языке в большинстве созданных им поэтических произведений без самоперевода, открывающем тувинское поэтическое слово для других народов. В тувинской литературе 1970-ые, как мы отмечали выше, были отмечены опытом использования русского языка как языка поэтического творчества (поэма «Күзел» Сергея Пюрбю, стихи Игоря Иргита). Но такой феномен двуязычного творчества, когда писатель при создании произведения каждый раз выбирает язык художественного самовыражения в тувинской литературе, начинается с именем Эдуарда Мижита, и при этом уровень владения обоими языками (родным тувинским и русским) настолько высок, что позволяет автору передавать широчайший диапазон интонационных оттенков, обращаться к философским размышлениям, саморефлексии.

 Билингвизм, как двуязычное литературное творчество, прочно прописался в мировой литературе, более того, исследователи обнаруживают в художественном билингвизме возможность возрождения, сохранения и развития (ревитализация) культуры (и языка), и тувинские писатели С. Пюрбю, И. Иргит, А. Даржай, М. Кенин-Лопсан, А. Ламажаа каждый в свое время также обращались к практике художественного билингвизма (двуязычия, творчества на двух языках: на родном тувинском и на русском языках, в последнем случае посредством самоперевода). В современной тувинской литературе такой потенциал заложен в творчестве писателя-билингва Эдуарда Мижита, русскоязычного автора Саяны Ондур, опытах Романа Лудупа и авторских переводах М. Кенин-Лопсана, А. Ламажаа.

Одним из ярких представителей полилингвизма в тувинской литературе является писатель, рожденный в предгорьях великого Алтайского нагорья (Северо-Западная Монголия, сумон Цэнгэл), получивший образование в Германии, Чинаг Галсан (Иргит Шынакбай оглу Калзан). Эстетику национального художественного мировидения несут произведения Ч. Галсана, который творит на немецком, монгольском и родном тувинском (более 40 романов, повестей, поэтических сборников на немецком и монгольском языках, а также переводы его произведений на многие европейские и азиатские языки) (Мөңгүн дагша: Сеңгел тываларының аас чогаалы болгаш чечен чогаалы, Улаанбаатар-Кызыл, 2013; Подношение в серебряной чаше: сборник фольклора и литературы тувинцев Цэнгэла (Монголия). 2018.). О двуязычии в литературном творчестве писатель Ч. Айтматов пишет: «Это чрезвычайно интересная внутренняя работа писателя, ведущая, по моему убеждению, к совершенствованию стиля, к обогащению образности языка» (Юмаева Л. А. Отражение двуязычия в художественной прозе Ч. Т. Айтматова). Э. Б. Мижит, будучи студентом Литературного института им. М. Горького, стал одним  из авторов «Антологии русского верлибра» (1991). Этой публикацией на русском языке в тувинской литературе был отмечен двуязычный автор, свободно говорящий и творящий на обоих языках (Антология русского верлибра, 1991).

            В тувинской литературе появился свой посол мира – без перевода, напрямую, посредством русского языка представляющий свой народ и его культуру – и этот факт также является свидетельством культурных достижений тувинской этноса, потому что связано с творчеством писателей предшествующего периода: тувинский литературный язык, созданные на нем художественные произведения, переводы мировой художественной литературы на родной тувинский язык, переводы тувинской литературы на русский и другие языки мира.

            Традиционный образ тувинской поэзии – улетающие журавли, навевающие печаль, тоску по родине, по любимой –  и далее ставший символом расставания, предвестником разлуки. В стихотворении Эдуарда Мижита, вошедшем в 1991 г. в «Антологию русского верлибра», налицо углубление этого образа, в краткости, почти аскетичности образа, мы вдруг обнаруживаем сопряженность мысли и сердца:

***

Видно,
наша странная
необъяснимая
грусть
сгущает воздух
и служит хорошей опорой
для крыльев
улетающих журавлей.

(Антология русского верлибра, 1991)

            Стих русского верлибра «Мысль» построен на повторах,  в 1-ом стихе лексические: стрела - стрелы, и я - и рука;  во 2-м стихотворении звуковые: нАша – стрАнная – необъяснимАя, ГрУсть – слУжит – сГУщает – воздУх – Улетающих. Здесь в русскоязычном верлибре Э. Мижита мы видим использование совершенно других художественных средств построения стиха верлибра, отличного от тувинского верлибра этого же автора.

            Верлибр «Умирая, все листья…», как почти все верлибры Э. Мижита,  демонстрирует отказ от метрической заданности, а в идейно-тематическом плане: повышенную ассоциативность образов, понимание человеческого и природного начал как единого целого:

Эти поэтические особенности отражены и в тувинском верлибре «Өлүм кээрге…».

            Нужно заметить, что поэтика русского верлибра влияет на тувинский верлибр Э. Мижита: обогащается тематический, образный строй тувинской поэзии. Тем не менее в метрическом плане тувинский верлибр Мижита, в отличие от «чистого» русского верлибра Мижита, – «нечистый», в нем появляется нерегулярная внутренняя рифма (созвучие в пределах строки: күскү – бүрү, бадып – чыда, чараш – самнап), приверженность двусложным словам, создающим благоприятные условия для рождения ритма (20 двусложных слов из всех 29-ти).

            Сравнительный анализ двух верлибров на тувинском и русском языках Э. Мижита, показывает, что часто  в тувинском верлибре усилена модальность: неопределенность ощущений и определений. Например, верлибр «Долго ли этот лист…» завершается высказыванием: «встретятся наши взгляды», тогда как тувинский верлибр «Шак бо бүрү…» заключает: «көрүжүвүс уткужуп кээр чадавас боор» (досл.: возможно, наши взгляды встретятся).

            Чувство предельной саморефлексии – таково еще одно поэтическое свойство большинства верлибров:

            Также в тувинском верлибре появляются метрические вкрапления (4-сложные слоговые группы 2-2, 3-1, 4, 3(4): мени оожум - кыйгырыпкаш, ханада мээң, манагзынып – көрүп олур, ону менден – дилевейн көр, ындында-ла, могап-шылаан – ооргаңга, амыр эвес – салымымның, чүъгүн база, чүдүрүп каап, шыдавас мен), но все же относительная гибкость поэтического языка дает возможность акцентировать внимание на слове.                                     Вообще, верлибр, как демонстративный отказ от метрики и ритмики, нерегулированная строфика, заставляет автора обращаться к другим средствам художественного выражения, и здесь активизируются метафоры, сравнения, риторические фигуры – все это ведет к расширению лексико-семантических возможностей языка. Тувинский язык, точнее, язык художественной речи, получает большой стимул к движению, поиску, пересмотру, новациям на всех уровнях языка: начиная с фоники, завершая синтаксисом.

            Шолбан Монгуш, анализируя творчество Э. Б. Мижита, обнаруживает некую парадигму, через которую мы видим этот мир, –  «двуслойность», «внутренний скрытый смысл» - «чажыт агым» (досл. скрытое течение), требующий более пристального взгляда читателя, концентрации мысли, сотворчества (Монгуш Ш. А. «Чажыт агымныӊ» чажыды // Тыв. Аныяктары,2003). Об этом, как мы отмечаем выше, пишет и Людмила Мижит, и М. А. Хадаханэ. Как известно, при такого рода отношениях автора и читателя ,   оба очень близки друг к другу, и в некоторых случаях исследователи отмечают относительную равноправность автора и читателя в том смысле, что читатель, интерпретируя художественное произведение, со-зидает его, является его со-творцом.

Это особое качество произведений Э. Мижита – явное новшество в тувинской литературе, во многих своих эстетических принципах остающейся в традиционном русле канонизированных форм и образов. Новаторство Э. Б. Мижита проявляется в стремлении особенно на начальном этапе своего творческого пути к отказу от канонизированных форм, образности и интерпретации. В данном случае насколько писатель требователен к себе, своему творчеству, настолько же он ожидает отклика, понимания подготовленного читателя. Так художник воздействует не только на чувства и ум читателя, но и его внимательность, любознательность, сопричастность к высказанному писателем. Более 30 лет Э. Б. Мижит творит на ниве тувинской литературы, его деятельность высоко оценена: он удостоен высокого звания народного писателя Республики Тува, интерес литературоведов к анализу его произведений все более усиливается.

            Философская лирика Э. Мижита вводит в тувинскую литературу и далее в ее культурное и интеллектуальное пространство сложные философские понятия: Вечность - Мөӊге өй, мөӊге үе; Время - Үе; Истина - Алыс Шын, Дээди Шын, Өндүр Шын; Пробуждение -  Оттуушкун; Мечта и Жизнь - Күзел биле Амыдырал; «Я» - Мен; Вселенная, космос – Октаргай; Свет и Тьма - Чырык биле Дүмбей; Человек – Кижи; Вечная Тьма - Мөӊге Дүмбей; Вечное Небо, вечный сон, вечная ночь - Мөӊге Дээр, мөӊге дыш, мөӊге дүн; Синее Небо, Священное Небо - Көк Дээр, Ыдык Дээр, Кудай,  Курбусту;  Земля, Огонь, Солнце  - Чер, От, Хүн; Божество, Милостивый Создатель, Божество Тенгри, Небо-Отец - Бурган, Хайыралыг Чаяакчывыс, Деӊгер Бурган, Дээр-Ада; Бездна-Клевета и высокая Правда (истина) - Тамы-нүгүл  биле бедик Шын; Справедливость, Сострадание, Любовь, Истина - Чөптүг чүүл, Энерел, Ынакшыл, Алыс Шын (Шын), Ынакшыл, Шын; Красота, Добродетель - Чараш, Буян; Неизвестное – Билдинмес и т.д.

            Например, в стихотворении «Даштар» («Камни»):

                                                           (Мижит Э. Даштар // Мижит Э. Бузундулар. 1992)

            Новая смысловая нагруженность слов, абстрактная лексика ведут к изменению морфологических и синтаксических новаций (Эглиишкин, уттуушкун, эргелел; төрүттүнер мурнувустуң карак чивеш аразында).  

            Философская лирика, призванная активизировать в сознании человека вопросы смысла жизни, добра и зла, истины и лжи, истоков человека, особенно действенна  в сложную переходную эпоху. В начале 1980-х годов новое поколение поэтов интенсивно работало в этом направлении: так появились, например, философская лирика Николая Куулара, антиутопическая поэма Антона Уержаа «Ногаан аът» («Зеленый конь»), поэзия Алексея Бегзин-оола о поиске духовных основ и др. Э. Мижит продолжает все последующие годы это творческое кредо в разных формах как свое основное поэтическое воззрение. В его творческой мастерской – новаторские в тувинской поэзии формы и жанры стиха – верлибр, стихи в прозе: …философская мысль в поэтическом изложении, поэмы-размышления, историко-философская поэма «Субедей», новая интерпретация лирического «Я» и т. д.

            Таким образом, сам факт двуязычного литературного творчества тувинского писателя-билингва Э. Б. Мижита является новаторством, переходом в иное качество, подтверждением чего является новый художественный текст, усложненный философской парадигмой мировой художественной культуры. Углубление традиционных образов, философская мысль в поэзии, верлибр располагают к поискам новых поэтических форм, отличных или менее привязанных к традиционным темам и интерпретациям, канонизированному стиху тувинской поэзии. Билингвальное творчество Э. Мижита способствует активизации не используемых художниками скрытых возможностей, потенциала родного слова.

Уран ДОНГАК,

кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник ТИГПИ, член Союза писателей России.

Фото из архива редакции