Скоро, действительно, только сказка сказывается.
Я уже давно на пенсии, но столько лет отдано школе, что все ее метаморфозы последних десятилетий продолжают цеплять так, будто касаются лично меня. Поднималась на днях домой и подслушала разговор соседок сверху. Обсуждали съезд учителей русского языка, да так, словно оплеухи раздавали направо-налево. Властям, родителям, но сильнее всего — школе. И, конечно, по поводу Года русского языка. Мол, толку-то от него, как не говорили в районах на великом и могучем, так и не говорят. Галочку власти поставили и успокоились…
И знаете, сначала я вроде бы и согласилась внутренне со всем услышанным, а потом зашла домой, отдышалась и поймала себя на том, что не согласна со многими обвинениями, и прежде всего, в адрес школы.
Начнем с того, что глупо винить школу в том, что в районах, где и русских-то не осталось, даже знание обиходного русского языка скатилось на «двойку». Откуда же ему быть? Я помню, как старательно учила в свое время сначала в школе, потом в институте немецкий язык: зубрила мудреные для нас правила синтаксиса, заучивала по двадцать слов в день, от названия до последней строчки переводила статьи в газете «Нойес Дойчланд», которую купить тогда было не так то просто. А что в результате? А ничего. «Гутен таг! Ауф видер зеен! «Хенде хох!». Все. Вот вам итог девяти лет зубрежки, ночных бдений, зачетов, экзаменов. Не говоря, не общаясь с носителями языка, не погружаясь в иную языковую среду с головой и надолго, заговорить на нем невозможно.
Так можно ли винить школы в мононациональных районах в том, что их ученики плохо говорят на русском и еще хуже знают его? А кто виноват тогда? Так и хочется бросить камень в огород местных властей всех уровней, но по большому счету и их винить несправедливо. Не они же отменяли практику распределения учителей из российских вузов в Туву. Не они ликвидировали совхозы и разгоняли коммунистов, после чего в наших селах специалисты-аграрии и партаппаратчики, среди которых было много русских, остались без работы и были вынуждены искать ее за Саянами. А в селах в результате оказались только граждане титульной нации.
Честно говоря, я считала эту ситуацию тупиковой. Ведь никто не решится сегодня загонять москвичей — выпускников московских вузов — в Мугур-Аксы в приказном порядке. И функционеров правящей партии в деревню уже не загонишь. Наверное, это и хорошо. Это и есть то, что называется гражданскими свободами. Правда, свободы эти жизнь тем же властям осложняют, но и они потихоньку учатся искать и в этой правовой среде хоть какие-то лазейки. Мои соседки сверху, наверное, этих усилий не замечают, но я-то как учитель-русист не могу не аплодировать, узнавая, что летом сотни ребятишек из районов провели по месяцу в лагерях отдыха по всей нашей матушке России: от Минусинска до Крыма и Владивостока, съездили по Золотому кольцу. Это и есть бесценная языковая практика, погружение в обиходный русский, знание которого ломает барьеры общения. И когда власти идут на солидные затраты, делая такие подарки, я как педагог только аплодирую.
Но самым большим открытием Года русского языка для меня стала информация о том, что в Кызыл-Мажалыке, до которого от Кызыла еще триста верст, нынче появились учителя русского языка из-за Саян! Это же первые ласточки за всю постперестроечную эпоху. Значит, не всё так беспросветно, если не опускать рук и планомерно шаг за шагом искать решения проблемы. Причем, не только нашей проблемы. Качество преподавания русского языка и литературы стало притчей во языцех даже в таких, казалось бы, исконно русских регионах, как Вологодская и Костромская области. Вслушайтесь в то, что и главное как говорят наши депутаты Госдумы и федеральные чиновники. Уши вянут. 90 процентов ведущих телепрограмм называют ЛЭП линиями электропередач, вместо линий электропередачи. А ведь все они — русские люди, русский для них — родной язык повседневного общения. Так что же вы хотите от овюрских учителя и ученика?
Вот часто слышу обвинение в адрес местного правительства в излишнем протекционизме для наших выпускников школ. Мол, слишком много вакансий для них открыты в российских вузах, тогда как чабанами работать некому. Окститесь, уважаемые. Каждая вакансия, каждое льготное место — это же, может быть, единственная возможность для юноши из Хондергея погрузиться в русскую культуру, русскую языковую среду. Пусть он дальше первого или второго курса не пройдет. Но год или два он будет вариться в институтском котле, где говорят только на русском. Мне возразят — не дорогое ли это удовольствие. Это — не удовольствие. Это — необходимость. Разобщение по национальным признакам, а тем более — языковыми барьерами, встает государству и, главное, обществу в очень высокую цену. Мы ведь это проходили, а сейчас Украину трясет еще по этой причине тоже.
Другое дело, что минобразу надо отслеживать, как живут наши студенты в белокаменных. Насколько я знаю, руководство вузов эту проблему упускает из виду, идет навстречу студентам, и, к примеру, заселяет наших земляков в одни блоки и комнаты в общежитиях. И те, вроде бы и в Москве, и вроде бы из Тувы не уезжали. Кому нужна такая благотворительность?
И еще одна заноза. Как у большинства пенсионеров, мой лучший друг и собеседник — телевизор. Смотрю все, особенно местное. И знаете, что удручало? Отчеты с посиделок и разных акций районного уровня. Не знаю, может, так их показывают, но все, что на них говорилось, и все, кто на них говорил, — только на тувинском языке, даже если в зале мелькало лицо славянской наружности.
Я ни в коей мере не посягаю на законное место тувинского языка. Но хотя бы в Год русского языка можно было бы районному начальству превратить эти заседания в уроки словесности. Тем паче, что большая часть этого начальства и его подчиненных русским владеют вполне сносно, а некоторые не уступают в его знании носителям великого и могучего.
И еще одно мое недоумение. Едва ли не правилом в государстве нашем становится примерно такая цепочка связей и последствий. Федеральный центр создает регионам проблему, а потом оставляет их один на один с ней. Перечислять все примеры не буду, но еще раз повторю, что сегодняшняя ситуация с русским языком в Туве — это следствие государственных ломок и реформ. Но Москва особого внимания этой проблеме, похоже, не уделяет. Да, вокруг вопросов верстки школьной программы, ЕГЭ по русскому и т.д. сломано уже немало копий. Но не копии нужны, а деньги. Мне кажется, было бы крайне полезно создать в округах, особенно с сегментом национальных территорий, круглогодичные лагеря отдыха для детей на подобие «Артека». Но они должны быть четко заточены под языковую практику и рассчитаны как минимум на два месяца пребывания в нем школяра и иметь большую годовую пропускную способность. Причем, каждый ребенок из Эрзина или Тээли должен побывать в нем за школьные годы дважды, а лучше трижды. Естественно, за счет федерального бюджета. И это не благотворительность. Это возврат государством своих долгов детям, которых лишили возможности говорить на русском языке.
Вместо постскриптума. Я понимаю, что само название — Год русского языка — условность. Но условности такого рода всегда двусмысленны. Мои соседки поняли, например, так, что 31 декабря про русский язык у нас можно не вспоминать. Конечно, все, кому надо, понимают, что за год в решение проблемы такого масштаба многого не свершить. Толчок бы дать, чтобы закрутились колесики-маховики. Но, может, все, кому надо, прислушаются ко мне и продлят этого год еще лет на десять? Десятилетие русского языка. По моему, звучит тоже неплохо…
Ирина Сараскина,
пенсионер