Он появляется на сцене, вырванный из её темноты конусом света прожектора. На сцене лишь одна декорация: свешивающаяся сверху огромная сеть, переплетённая чем-то зелёным и шуршащим, с редкими вкраплениями — настоящими краснобокими яблоками. Это — крона дерева, аллюзия на жизнь. За эту зелень цепляется, кружит вокруг неё одинокая человеческая фигурка.
Тоненькая фигурка в белых одеждах, шуршащее зелёное полотно жизни и чёрная глубина вечности вокруг.
ЦЕНА МИРА
И где мы находимся? В прошлом или настоящем? На земле или в мире потустороннем?
Понимание приходит далеко не сразу. Худенькая фигурка, которая после первых же реплик начинает смеяться, пытается убедить нас в своей жизнерадостности — но одинокий смех в глубине этой темноты и оглушительной тишины зала звучит настолько драматично, что предчувствие наваливается сразу: ждать беды. Но он, герой, и сам уже подтверждает то, что предчувствуется: умер я, говорит. Точнее, меня убили.
И мы уже не в зале, мы в ином измерении, и предстоит нам увидеть и прожить вместе с ним, этим хрупким трагическим существом, то, что некогда свершилось, а сейчас хранится где-то там, куда невозможно проникнуть взглядом, в виде призрачных мыслеформ. И темнота, в которой утопает зритель, рассаженный вокруг сцены, приобретает особое значение. И то, что говорит нам эта маленькая белая фигурка в центре зала, становится особенно веским. Каждое слово будто проникает через покровы небытия и становится оттого громче, что ли. Или понятнее. Или осмысленней.
История 19-летнего Женьки, погибшего на войне в Северной Осетии, привезла несколько наград из Читы, где на театральном фестивале постановку режиссёра Светланы Ондар «Я солдат, мама» признали лучшей постановкой современной прозы, а также присудили ей победу в номинации «Необыкновенное в обыкновенном».
Моноспектакль «Я солдат, мама» появился в репертуаре тувинского театра кукол совсем недавно. Сдавали его в конце прошлого года, и уже тогда, на худсовете, приняли его весьма прохладно: такая напряжёнка в мире, а вы занимаетесь антипропагандой службы в армии?
Впрочем, тем интереснее было сходить на спектакль. Должна сказать, что зрители-подростки в зале, которые долго не могли уловить истинное настроение пьесы, сначала даже пытались смеяться (а местами актёр этого и добивался), к середине действия подхихикивали уже неуверенно, всё ещё не желая поверить тому, что им говорят, в конце — напряжённо молчали, а многие утирали слёзы.
Герой — самый обычный юноша, можно сказать, с улицы — сначала мы представляем, как он с приятелем лезет в чужой сад воровать яблоки. И всё так обыденно, по-житейски, и в голосе его плещется ирония, которая живо подхватывается детьми. Но вот в путанице воспоминаний мы слышим выстрел, и ребятишки по инерции ещё смеются — до сих пор всё шло как-то забавно; но смех обрывается потрясением: пуля насмерть уложила друга Женьки. А ведь погибнуть мог и сам Женька. Но нет, ему отпущено ещё несколько лет. Вот юные зрители снова похихикивают, когда он оказывается наедине с любимой девушкой, и следят за его рассказом, навострив ушки: вот-вот должна открыться пикантная подробность… И вдруг он, этот столь похожий на них мальчишка, который в принципе не мог сказать им ничего нового, неожиданно словно вырастает в размерах. Кажется, что он засучивает рукава, и — раз! — зритель уже с головой в чём-то кипящем, гадком, жутком, и хочется вырваться, закрыть глаза и спрятаться куда-нибудь в уголок. Мы оказываемся в пучине самого страшного, что может случиться с человечеством: на войне. А герой тем временем опять хохочет — надрывно, неистово, — но в зале не улыбается уже никто. В сгустившейся тишине истерический смех психически сломленного мальчишки звучит страшно.
— Не было у нас желания говорить, что не надо ходить в армию, — объясняет режиссёр Светлана Ондар. — Хотя он и понимает, что раньше-то я и не хотел идти в армию. Но в конце, помните, он размышляет: это ужасно, но если это цена мира — значит, так и должно быть… Мы хотели рассказать о судьбе молодого человека, который сдержал своё слово перед девушкой. Тут и любовь, и про маму, про жизнь, и судьба мальчика. Хотелось сказать, что каждая минута нашей жизни дорога. Надо ценить свою жизнь, ценить близких.
СБЕЖАТЬ, ЧТО ЛИ?
Сам Айдыс Чадамба, сыгравший Женьку, признался потом, что роль эта настолько тяжела эмоционально, что выходить с ней на сцену каждый раз для него — целое испытание.
— Айдыс, какие средства вы использовали, чтобы прочувствовать эту роль, войти в неё? — интересуюсь у актёра.
— В принципе, этот образ — он несложный. Обычный такой пацан, как многие. Как все. Я разбил постановку на две части: мирная жизнь и тема войны. В мирной жизни попытался показать, как было: и житейские трагедии, и радостные моменты. Любовь, Наташка, ради неё он ушёл в армию. Войну надо показать в контрасте. Что это самое страшное. Мне кажется, у каждого актёра есть какие-то свои внутренние кнопочки. Нажимаешь, настраиваешься на нужную волну… Ищешь в собственной жизни опыт, переживание, к которому можно обратиться. Вспоминаешь своего близкого человека, которого уже нет, — вспомнишь его и говоришь, переполняемый чувствами. Ну и немного добавляешь чего-то из фантазии.
— Вы ведь тоже отслужили в армии. Ваша служба благополучно прошла?
— Да. Приехал — замполит спрашивает: ты же у нас актёр? Да, говорю. Пришли в клуб — стоит там пятиструнная гитара, одной струны не хватает, в пыли… Вот твоя гитара — начинай работать. Один офицер принёс нормальную полуакустическую гитару, и я начал искать — кто как играет, есть ли способные ребята. Потом уже оркестр собрался: бас-гитарист, клавишник, гитарист, вокалист — интересный такой, играет на гуслях, закончил какую-то церковную хоровую школу. Потом гастроли были в честь 23 февраля и 8 Марта. Вот так. По военным частям ездили. Очень интересно было.
— Публика у вас разная бывает. Иногда полный зал детей сидит, но бывает, взрослые приходят. Когда вы выступаете перед детьми и перед взрослыми — что-то меняете в своём выступлении?
— Да. Мне кажется, от публики очень зависит, как рождается роль. Ты чувствуешь реакцию зала. Когда играл в последний раз — большинство маленькие были. Я чуть-чуть сдерживал себя, чтобы не пугать их, не травмировать. Этот спектакль необычный такой, на душу действует. Маленькие — они его не поймут.
— Вот и я думаю, что этот спектакль на самом-то деле не для детей. Какой момент сложнее всего играть?
— Это когда он приехал на войну. Начинать этот раздел сложновато. Начиная со слов «Никто нам не сказал, что война началась… Заходим в город — а там горит всё». И сразу надо взять трагичный аккорд — это сложно. Внутренне настроиться, чтобы передать — война. Почувствовать это тяжело. А физически сложно — когда я с мячиком бегаю. Им надо стучать, через ногу его перебрасывать… В баскетбол не играл я раньше, не увлекался. И вдруг — на тебе мячик, играй. Трюки делать пытайся.
— Вы сами-то довольны своей игрой? Или как-то критически себя оцениваете?
— В конце спектакля я вообще всегда получаю удовольствие. А вот именно эту роль, в моноспектакле, честно говоря, мне не хочется играть. Каждый раз приходится себя преодолевать. Моноспектакль — это вообще очень сложно. С куклами, конечно, проще. Держать публику на себе в течение сорока минут — к этому не сразу привыкнешь. Знаете, что было во время сдачи? Вот уже отыграл половину спектакля, и вдруг начинает крутиться в голове: о, как трудно, все смотрят на меня… сбежать, что ли? Смотрю — кулисы рядом. Зайду туда — и всё (смеётся). Вот так и проходила сдача. Потом успокоился. Начинать этот спектакль очень сложно: собрать мысли, войти в образ… Много времени требуется. Мысленно собираться я начинаю за несколько часов перед началом. А когда уже начинаю играть, вхожу в азарт — думаю: и чего я боялся?..
* * *
На сцене Айдыс Чадамба — с 2010-го. Окончил московский Институт искусств по специальности «Актёр-кукловод». Год отдал службе в армии. За четыре года сыграл несколько крупных драматических ролей, в их числе — Меркуцио в постановке шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта», главного героя в спектакле «Вернись, мой друг, вернись». Последняя, по признанию Айдыса, самая близкая ему — мальчик-табунщик. Там и придумывать ничего не пришлось: ведь рос Айдыс на лоне чаа-хольских степей — оттуда он родом. В Москву поступил неожиданно. Хотел попробовать свои силы — а взял и поступил.
Моноспектакль на русском языке «Я солдат, мама» стал вторым игровым спектаклем в репертуаре Тувинского театра кукол. У Айдыса это — первый опыт сольного драматического выступления. Светлана Ондар не стала загонять парня в жёсткие рамки — ему разрешили импровизировать. Поэтому актёр позволяет себе некоторые вольности. В зависимости от преобладающей аудитории — слегка смещать акценты, выпускать эпизоды и прочее. После одного из выступлений режиссёр даже попеняла парню: совсем не так ты сегодня выступил, и про любовь как-то неискренне, и тему войну неполно раскрыл. Так в зале же одни дети, зачем я буду их травмировать? — удивился Айдыс.
Роль Женьки в моноспектакле «Я солдат, мама» была признана лучшей мужской ролью на театральном фестивале в Чите. Для начинающего артиста это — хороший стимул для дальнейшего профессионального роста. А для зрителя — наводка: на спектакль сходить обязательно, к актёру — присмотреться. Скорее всего, он ещё удивит и порадует своего зрителя, и не раз.
Виктория КОНДРАШОВА