Учёные — люди особые. Они владеют знаниями, которые простому человеку чуть ли не взрывают мозг, а каких-то несколько веков назад за эти знания их подвергали гонениям и сжигали на кострах, как колдунов и ведьм...
А в их рутинной рабочей терминологии порой услышишь такое, чего можешь ожидать, пожалуй, только от… поэтов. А оно, оказывается, — не метафоры никакие вовсе, а в самом прямом смысле явления, бытующие, физически обоснованные. Астрономы, например, сформулировали земное притяжение. А есть ещё земное напряжение. И это из сферы — угадайте какой? Правильно. Это сейсмология.
От скапливающегося напряжения земная кора освобождается, встряхиваясь. Для нас это — загадочные и навевающие суеверный ужас сейсмособытия. Землетрясения. А вот для сейсмологов — хлеб насущный. Прямой и непосредственный предмет их исследований.
Фиксацией этих самых вздрагиваний земной коры у нас в Туве занимается один-единственный специалист — Сай-Суу Монгуш. Восемь лет в Тувинском институте комплексного освоения природных ресурсов СО РАН девушка числилась инженером Центра мониторинга эндогенных чрезвычайных ситуаций. В ноябре прошлого года доросла до младшего научного сотрудника института.
Сегодня в центре — двое научных сотрудников. Но мониторингом ведает она одна. Говоря просто, Сай-Суу знает язык, на котором с людьми разговаривает земная толща. Она умеет расшифровывать сигналы, которые в институт ежедневно передают местные сейсмостанции. Графически эти сигналы похожи на запись человеческого голоса в графическом эквалайзере. Только говорит в данном случае не человек, а сама земля. Опытный специалист, изучив полученный рисунок, расскажет, когда земля была спокойна, а в котором часу вздрогнула и какой силы получилась эта дрожь.
* * *
Сай-Суу — геофизик. В 2008 году закончила геологический факультет в Пермском государственном университете.
Сут-хольская девочка, волею судьбы выросшая в семье родственников и с детства мечтавшая работать в банке, наукой никогда не увлекалась и даже не представляла, что такое геология и тем более — сейсмология. Родители её трудились в сельском хозяйстве, но эта сфера казалась ей скучной. Однажды она попробовала подоить корову, что-то у неё не получилось — и всё, ничего кроме тоски аграрный труд у неё не вызывал. Тётушка, которая воспитывала девочку, сама медицинский работник, хотела определить её в медицину. Поступила в итоге на геофизику — и то, как со смехом вспоминает Сай-Суу, совершенно случайно. Решили, что профессия связана с физикой, да и место было целевое, а это давало надежду, что по возвращении в Туву работу искать не придётся — ею обеспечат.
Вместе с Сай-Суу в Пермь на ту же специальность поехали ещё две девушки, тоже плохо представлявшие, куда едут и что будут изучать. Более чёткое понимание предмета пришло лишь на втором курсе, когда студентов начали вывозить на полевые практики. Выезжали в Предуралье, там собирали и изучали минералы, на полях расставляли датчики — уже учились проводить сейсморазведку.
По окончании учёбы девушкам предложили остаться: в геодезической фирме «Перм-нефтегеофизика», где студенты проходили практику, их готовы были принять на работу. Но наши девчонки отказались: с ними ведь были заключены договоры, а значит, были уверены они, их, молодых специалистов, ждут дома.
Но в Туве, как потом оказалось, особо молодых специалистов никто не ждал. Сай-Суу пришлось обивать пороги министерств, напоминая: вы ведь вложили в моё образование деньги — я приехала. Куда мне теперь деваться?
Так продолжалось около года, пока сын тётушки, с которым Сай-Суу выросла и который в своё время убедил её ехать в Пермь, подсказал: иди-ка ты в ТувИКОПР — там сидят учёные и там твоя специальность должна подойти.
Сай-Суу, которая вновь окрылилась надеждой, откладывать не стала. Пришла в отдел кадров — а там руками развели: вакансий нет. Ну как же так, обиделась девушка. А кто у вас занимается сейсмостанциями? Я слышала, есть такие люди. И её отправили к учёному-геологу, кандидату геолого-минералогических наук Калин-оолу Кужугету.
Калин-оол Сереевич девушку выслушал, сразу же согласился, что дипломированный геофизик институту нужен, тем более что скоро у Тувы появятся свои сейсмостанции, с которыми должен будет работать профессионал. Пообещал позвонить.
Обрадованная Сай-Суу вернулась домой.
Через несколько месяцев её приняли в ТувИКОПР инженером, под крыло Калин-оола Сереевича. Он стал её старшим наставником. Многому научил, брал с собой на выезды. Ну а обрабатывать сейсмические данные молодого специалиста научила старший научный сотрудник института кандидат географических наук Светлана Алексеевна Чупикова, которая много лет расшифровывала информацию, приходившую в институт с сейсмостанций, установленных в Туве красноярскими и новосибирскими сейсмологами. Расшифровывала и передавала данные коллегам.
* * *
— Сай-Суу, получается, когда вы вернулись из Перми, своих сейсмостанций в Туве не было. Почему? Не было сильных землетрясений?
— Как же, были. А вы не помните? Помню, мы все, не одевшись, высыпали на улицу, ждали толчка. Это был 2003 год.
— Ну а самые серьёзные — те, что случились в 2011-м и 2012-м?
— Да-да.
— Всё-таки какая была тогда сила толчков? Было много противоречивой информации…
— Баллов восемь по шкале MSK-64.
— А то ведь говорили прямо про девять баллов.
— Девять — это уже сильные разрушения. Мы же по магнитуде берём, а балльность потом рассчитываем. Я тогда анализировала данные — вышло, что больше всего дали новосибирцы. С Красноярском у нас вышли похожие данные.
— Кстати, сколько на нашей территории всего установлено сейсмостанций?
— Три новосибирских, четыре наших и две красноярские.
— Информацию с этих станций обрабатываете каждый день?
— Да. Данные приходят со всех четырёх наших сейсмостанций.
— Помимо этой работы, наверное, бывают какие-то выезды?
— С Калин-оолом Сереевичем ездила смотреть разломы после землетрясений.
— А много у нас старых, древних разломов?
— Много. Вся карта Тувы испещрена ими. Они называются палеоразломами. Изучают их московские учёные. По ним они определяют, в каком году землетрясение было. В Каа-Хеме, оказывается, в 70-х где-то годах тоже произошло сильное землетрясение — эту информацию показали палеоразломы. Правда, невозможно сказать точно, в каком именно году событие произошло.
— Сай-Суу, так получилось, что вы в 2009-м приступили к работе, и уже через два года случилось мощное сейсмособытие...
— Да — и я почему-то так обрадовалась! Если не будет землетрясений — у сейсмологов работы не будет.
— Ну конечно, обрабатывать однообразные данные каждый день — монотонно, скучно.
— Почему же. Почти каждый день мы фиксируем толчки — правда, маленькие, незаметные. Уже в этом году случилось несколько землетрясений. В Ак-Довураке три землетрясения — небольших, конечно, но интересно, что почему-то зачастило именно там. У нас же большинство землетрясений в восточной части, в Шагонаре бывает…
— Что бы это могло значить?
— Не знаю, я тоже об этом думаю. Посмотрим…
— А сколько вообще зафиксировано толчков в этом году?
— Примерно 10 — 12. Повторюсь: небольшие толчки происходят почти каждый день. Помимо них, сейсмостанции присылают данные и о взрывах, которые происходят на угольных разрезах.
— А как же вы отличаете взрыв от землетрясения?
— Вот и я, когда начала работать, была в недоумении: как различать? Они же одинаково отображаются на графике! Но Светлана Алексеевна мне объяснила. Оказалось — совсем даже нет. Опытный глаз сразу видит: у землетрясений рисунок более чёткий, у взрывов — по-другому. Но поначалу отличить действительно невозможно.
— А то, что у нас каждый день происходят толчки, это нормально?
— Это как раз и нормально. Вот если начнётся затишье, землетрясений не будет вообще, вот тогда надо готовиться к чему-то… Остерегаться.
— Затишье — это такой предвестник?
— Да. Вот в эпицентре сейсмособытия в Каа-Хеме, прежде, чем там хорошо тряхнуло, несколько лет было тихо. И потом — бац!
— Интересно, а в прошлом году, по вашей статистике, сколько случилось толчков?
— Примерно 365. Бывало даже несколько толчков в день. Но магнитуды у них маленькие, они практически незаметны. Ну — качает и качает. И хорошо, пусть.
— Как в ваших записях говорится — снимается напряжение.
— Именно.
— Сай-Суу, а расскажите, как вы работали в те дни, когда случились те сильные толчки?
— Да как обычно… Сидела и контролировала сейсмическую обстановку. Это уже потом, летом, приезжали учёные из разных институтов на эпицентр. У нас своих специалистов мало, поэтому мы сотрудничаем с красноярским экологическим центром. Вообще-то, в идеале, обработка сейсмической информации — то, чем я занимаюсь, — должна вестись круглосуточно. Я видела, как это устроено в Красноярске. Причём сидеть на обработке должен не один человек. Но нам пока до этого далеко.
— У нас, получается, и сейсмостанции-то установили прямо в канун тех событий.
— Да, как будто предвидели. Тогда на следующее утро после землетрясения я прихожу на работу, сажусь за обработку — а там такой красивый график... Удивляюсь: что это? И все на меня: ты что, не почувствовала?
А что было-то?
Стыдно сказать, я даже не заметила того землетрясения в 2011. Спала. Я ведь в частном доме живу…
— Ой, это вы утром приезжаете на работу и узнаёте, что вся Тува стоит на ушах…
— Да! Зато в 2012-м я уже чётко почувствовала.
— То есть выходит, если ночью случилось землетрясение — вы сломя голову не несётесь на работу?
— Так ведь у нас закрытая территория. Если даже сломя голову прибегу — не пустят. Как обычно, я поеду утром — и обработаю данные.
— Но ведь СМИ нужна оперативная информация…
— Тогда все звонили Калин-оолу Сереевичу.
— А откуда же берётся информация, которую почти сразу же везде озвучивают?
— Новосибирск даёт. У них есть большой оперативный центр, новая сейсмостанция «Байкал», информация обрабатывается и выдаётся автоматически.
— На нашей территории после тех землетрясений много разломов появилось?
— Ну, я бы не сказала… Хотя в Туве вообще очень много разломов — старых. Это свидетельствует о древних очень крупных землетрясениях. Посмотрите карту Тувы — разломы везде. У нас есть ещё карта сейсморайонирования, где определена максимально возможная балльность на территории: вот, к примеру, восточная часть — это территория, где возможны самые серьёзные землетрясения, вплоть до 10 баллов. Такое районирование высчитывают специалисты, которые работают летом на месте, собирают информацию, а потом производят расчёты по специальным формулам.
— А вообще говорят, что спрогнозировать землетрясение невозможно.
— Это правда. Но вот что интересно. Красноярский экологический центр, наш куратор, сотрудничает с китайским институтом, где как раз занимаются прогнозами. Есть информация, что тогда, в 2011-м, они спрогнозировали землетрясение в Каа-Хеме. Только не сказали точное время и эпицентр.
— Но об этом не было своевременной информации.
— Не было. Хотя предварительный прогноз они отправляли: примерно вот такое землетрясение, сообщали они, в скорой перспективе произойдёт. Но… нельзя давать людям повод для паники. Землетрясение произойдёт — а может, и нет. Тогда, в 12-м году, когда начались толчки, я была у подруги. И хотя я отлично знаю, как нужно себя вести, так испугалась, заметалась — это уже была паника…
— Ну а пока… Раз уж земля у нас под ногами толкается потихонечку каждый день, выходит, не следует опасаться каких-то крупных событий? Как вы говорите, энергия высвобождается…
— Да, надеюсь, всё будет спокойно.
Виктория КОНДРАШОВА