До этого разговора я почти не знал Александра Лутанина. Часто видел его в православном храме. Видел там его маму и его двенадцатилетнего сына. И как-то вот так стали с ним здороваться. «Он в Афгане воевал», — рассказывали мне постоянные прихожанки.
Александр сразу согласился на эту встречу. Воспоминания о тех девятнадцати месяцах, проведенных на войне, не тревожат теперь его. Хотя, отмечает, первое время было очень тяжело привыкнуть к мирной жизни, из которой вырвали его восемнадцатилетним парнем.
— На войне ведь все ясно. Виден каждый человек. И врать там не станешь. Там знаешь, с кем пойдешь в разведку, а с кем — пропадешь. Только там узнаешь истинную цену дружбы и даже — жизни. После войны меня долго еще раздражала бесшабашность, привычная для мирной жизни. Когда ничего не значат сказанное слово или обещание, данное кем-то из знакомых или коллег по работе. В такую жизнь очень трудно возвращаться, а еще труднее — привыкать к неискренности, которая вне войны является нормой в отношениях между людьми.
В Афганистан Александра призвали из Новосибирска. Там он учился в университете, в который поступил со второго «захода». Годом раньше подавали документы в НГУ вместе с братом. Разница в возрасте — всего пятнадцать минут. Александр тяготел к точным дисциплинам, потому поступил на физический факультет. Брат Дмитрий поступал на факультет естественных наук. Не поступил в Новосибирске, подал документы в Алтайский медицинский институт и стал, в конечном итоге, хорошим врачом.
— Я же после первого неудачного поступления год проучился в Кызылском государственном педагогическом институте, чтобы время не терять. Но учился серьезно, поэтому после первого курса на физмате мне не хотели отдавать на руки аттестат.
Александр Алексеевич с благодарностью вспоминает учителя физики Валентина Ховенмея, который привил интерес к этому предмету. Седьмая школа, которую окончил Александр Лутанин, в ту пору была известна очень сильным учительским коллективом.
— Не довелось мне попасть в число так называемых «блатных» ребят, — замечает в разговоре Александр Алексеевич. — Наверное, поэтому так быстро уже в Новосибирске вызвали меня в военный комиссариат. Я же не переводился из вуза в вуз, а поступал снова, поэтому права на отсрочку от службы лишился.
Учебная часть, в которой оказался Александр Лутанин, была расквартирована в Ашхабаде. Новобранцы каждое утро совершали марш-бросок до полигона, расположенного в окрестностях туркменской столицы. Пятнадцать километров в оба конца. А когда ребят перебросили ближе к Копетдагу и стали готовить из них горных стрелков, стало ясно: будут воевать в Афганистане. Не скрывал этого и командир, который без обиняков сообщил о том, где продолжится служба.
Но в соседнюю страну перебросили не сразу. В послужном списке был еще батальон под Ташкентом и база в районе Хайратона, на самой границе СССР и Демократической Республики Афганистан.
Часть была, как сейчас говорят, одна из элитных — «мусульманский батальон» спецназа Главного разведывательного управления Генерального штаба.
— Поскольку наша часть относилась к Главному разведывательному управлению, — вспоминает Александр, — то режим секретности был сверхжесткий. О том, что мы — «грушники» говорить кому-либо было запрещено — гостайна. В Чирчике, где дислоцировались, нас одели в форму ВДВ. Часть «голубых беретов» была расквартирована рядом с нами. Но если бы в соседях оказались войска связи или пехоты, носили бы их знаки различия. В Афганистане воевали в форме царандоя, местной милиции.
Перед отправкой в Афганистан его батальон выстроили, объяснили задачу и спросили: пусть сделают шаг вперед те, кто не желает выполнять интернациональный долг. Все, как один, остались в строю.
— И дело здесь не только и не столько в воспитании и в чувстве долга, которые нам привили со школьной скамьи, — отмечает Александр Алексеевич. — Да и о страхе за собственную жизнь мы мало тогда думали. Все было куда проще: несколько месяцев делил тяготы службы с такими же ребятами, как и я, ел одну с ними кашу в солдатской столовой. И вдруг — остался бы на родине, где не страшно и где можно остаться целым, а кто- то из моих сослуживцев будет в это время погибать в горах Афганистана. Это значит — предать своих друзей, которых обрел в учебной части под Ашхабадом или в батальоне ГРУ под Ташкентом.
Потом уже узнали, вспоминает Александр Алексеевич, что один из наших сослуживцев, призванных из-под Иркутска, просил не направлять его в Афганистан. Говорил, что один у матери…
— Мы не осуждали его. Да и просьбу, как оказалось, командование не учло. В Афганистане он оказался вместе с нами. А в одном из первых боев был убит. Вот такая судьба.
Свой первый бой Александр Алексеевич тоже помнит. Душманы напали на его батальон из засады. То ли неожиданным было это нападение, то ли иначе представлял он неприятеля, но Александр дольше всех «поливал» душманов из своего автомата. БТР, в котором он находился, вышел из-под огня и находился на безопасном расстоянии, но Александр не переставал нажимать на гашетку. Командование потом похвалило его: смелый парень, в первом же бою не растерялся.
Перед батальоном, в котором служил Александр Лутанин, ставились непростые задачи. Брать и обезвреживать банды душманов, захватывать в плен наемников, в основном — американцев, организовывать диверсии… Потому батальон кочевал по всей чужой стране.
— Помню, как в ходе одного из боев взяли в плен итальянских кинооператоров. Они, как оказалось, приехали в Афганистан, чтобы заснять на пленку диверсионную операцию, которую организовали американцы, итальянцы и душманы. Целью операции было уничтожение батальона знаменитого ГРУ. Но ГРУ потому и знаменито: разведка раздобыла информацию о предстоящей диверсии, а мы устроили незваным гостям встречу «с огоньком» и рукопашной. Но киношников взяли живыми…
О смелости и находчивости советских солдат сообщили тогда на волнах «Голоса Америки». Журналист даже поздравил командира батальона с успехом, а его подразделение назвал батальоном «диких обезьян». Приклеился этот ярлык до конца войны.
Когда сегодня Александр слышит рассуждения о том, что война эта была бессмысленной и неправой, не соглашается. Советская армия, по его словам, защищала геополитические интересы большой страны и встала на пути наркотрафика. А здесь уже были замешаны интересы и международной мафии, и западных держав. Тем более, что главной цели и те, и другие не скрывали –подорвать могущество Советской страны, посадить ее молодежь на героиновую иглу. Так оно потом и случилось.
Хотя, согласен он, ошибок было допущено много.
— Можно было бы стоять нашим частям в нескольких крупных городах Афганистана, — замечает Александр Лутанин, — не вмешиваться в конфликт между противоборствующими сторонами. И только предотвращать резню мирного населения, которую эти политические соперники могли спровоцировать. И еще… Мы решили научить афганцев жить по тем идейным правилам, которые были приняты у нас в стране. А вот этого не следовало делать. В этом и была наша главная ошибка.
Судьба хранила Александра Лутанина. И в 1983 году он целым и невредимым вернулся домой. Что или кто мог хранить его все девятнадцать месяцев на войне? Ведь в те годы он не был верующим человеком.
— Молитва матери — она и хранила меня, — убежден Лутанин. — В каждом письме мама присылала мне текст молитвы, переписанный ее собственной рукой. Мама прислала и маленький крестик. Просила в письме: хотя бы на войне не снимай его. Вера матери — она хранила и берегла меня.
Михаил РУДАКОВ