Тувинская правда 12+

Лариса ШОЙГУ: «Моего отца многое порадовало бы в сегодняшней Туве

24 сентября 2016
1702

Депутат Госдумы России Лариса Шойгу, как говорят в ее окружении, из числа тех депутатов, для которых региональная неделя — крайне важное мероприятие. Пользуясь тем, что Лариса Кужугетовна посетила республику, чтобы проголосовать на своей малой родине, наш корреспондент встретился с ней и задал несколько вопросов об ее отце — Кужугете Шойгу, сыгравшем ключевую роль в становлении Тувы. Сегодня, ушедшему из жизни в 2010 году Кужугету Сереевичу, исполнилось бы 95 лет. Фактически, он ровесник ТНР. Всю жизнь, как говорят люди, знавшие его, этот человек душой и сердцем болел за свою малую родину.

В приемной Ларисы Шойгу стена у ее стола увешана фотографиями. На одних, депутат запечатлена на официальных встречах, на других улыбается вместе с братом — Сергеем Шойгу, беседует с Далай-ламой XIV… Есть что вспомнить. Но особое место здесь занимают два фотопортрета: на одном запечатлена ее мать Александра Яковлевна, на другом — отец Кужугет Сереевич. Даже на портретах их головы словно склонены друг к другу. «Как будто по телефону друг с другом разговаривают», — подмечает депутат. И признает: несмотря на то, что оба ее родителя занимали достаточно высокие посты, семья, дом для них всегда были на первом месте. 

— Лариса Кужугетовна, жизнь вашего отца Кужугета Сереевича Шойгу была насыщена событиями, учитывая тот путь, который он прошел, — от простого арата до секретаря Тувинского обкома КПСС и заместителя председателя Совета Министров Тувинской АССР. С вами он делился воспоминаниями? Рассказывал ли он о своем детстве, о том, что не вошло в его книгу-воспоминание «Перо черного грифа»?

— Слово арат, я думаю, не совсем подходит для моего отца. Кужугет Сереевич аратом в полном смысле этого слова никогда не был. Он лишь помогал родственникам управляться с хозяйством, а свою трудовую деятельность он начал на руднике и пошел он туда, надо сказать, уже грамотным для своего времени человеком. Конечно, образования, в сегодняшнем смысле этого слова, у него тогда не было. Во многом он был самоучкой — сам всему учился. Думаю, здесь сказывались его корни. У нас ведь в роду были очень образованные люди. Например, ламы, проходившие обучение в Монголии, или даже Тибете. О своем детстве он особо не распространялся. Вообще я не раз замечала, что люди того времени, видимо, в силу каких-то личных причин, редко делились воспоминаниями о своем детстве или юности. Единственное, пожалуй, что он говорил, касаемо своей работы на руднике, так это то, что когда он пришел туда, на нем под тулупом не было даже рубашки. И ведь это был тот же человек, который через короткий промежуток времени, не зная русского языка, отправится на учебу в Москву, где получит два высших образования: высшее партийное и журналистское. Кстати, он был очень хорошим журналистом. Писал для «Известий», редактировал газету «Шын».

— А что привело его в журналистику? Случайность или закономерность, потребность в самовыражении или утверждении себя как личности?

— Думаю, что это была его внутренняя потребность всегда узнавать новое, интересоваться жизнью во всех ее аспектах и… писать, делиться с людьми своими мыслями. Здесь нужно сказать, что Кужугет Сереевич был эрудированным человеком с очень широким кругозором. Как я помню, если он был дома, то всегда читал. Хорошо знал историю Тувы и России, тогда — СССР, интересовался мировой историей. Наверное, журналистика давала выход его знаниям, и позволяла реализовывать свою эрудицию. Потому что он сам так сильно ценил знания, задался целью помочь своим родным получить образование. Во многом, благодаря ему, сестры и младший брат также стали образованными людьми. Брат Калин-оол Кужугет стал геологом и первым в Туве кандидатом геолого-минералогических наук. Докторскую диссертацию он не защитил, предпочтя работу в поле. Сестры стали педагогами, все — заслуженные учителя Российской Федерации.

Получается, что Кужугет Сереевич — стержень для всей вашей семьи?

— Он действительно стержень, стена, пожалуй, для нашей семьи — даже скала. Других слов, чтобы лучше охарактеризовать его значение для нас, у меня просто нет.

— Возвращаясь к его работе журналистом. Значит, это все же была его внутренняя потребность?

— Я никогда не спрашивала его об этом. Точно то, что он очень любил свою работу. Хорошо помню ночные звонки, приезды курьера после двенадцати ночи, привозив-шего очередной номер на редакторскую подпись. Сейчас я просто понимаю, что это все ему очень нравилось. А вот внутренняя потребность это или нет, — могу лишь предполагать.

— Сергей Кужугетович имеет репутацию жесткого, но справедливого руководителя. Кому он больше обязан этими качествами — Кужугету Сереевичу или Александре Яковлевне?

— Я бы не сказала, что Сергей Кужугетович жесткий человек или руководитель. Просто он умеет отвечать за свои слова и поступки, человек крайне обязательный и требующий подобного от других. Если Сергей Кужугетович обещает что-то сделать, то он непременно это cделает, либо не будет обещать вовсе. Это черта у него, да, — от нашего отца. Еще на Кужугета Сереевича он похож своей врожденной интеллигентностью. Папа был не просто интеллигентом. Как многие говорили, в нем чувствовался дух старого аристократа. Это проявлялось во всем: в повороте и наклоне головы, в осанке. C кем бы он ни говорил: с простым человеком или поэтом, писателем, знаменитым ученым или высокопоставленным чиновником, — со всеми он был одинаково вежлив. Наверное, поэтому, все, кто его знал, говорили, что это удивительно светлый человек. Даже когда моему отцу было 80 лет, он всегда вставал, если в комнату входила женщина. Сидя приветствовать женщин, ссылаясь на свой возраст, нездоровье или недомогания он не мог. Даже голоса он никогда ни на кого не повышал. У него могла измениться интонация, глаза могли стать суровыми, но на людей, даже если его сильно огорчали, он никогда не кричал. Может, из-за строгих интонаций в голосе и сурового взгляда кто-то и мог решить, что Кужугет Сереевич был строгим человеком. Хотя, что касается меня, то добрее, чем мой отец, человека я еще не встречала. Эта черта в полной мере передалась и Сергею Кужугетовичу. Он — требовательный и строгий, но добрый и интеллигентный. Ни мой отец, ни мой брат, жесткими никогда не были.

— Как Кужугет Сереевич реагировал на справедливую критику и подлость людей? Мстил ли он им?

— Он никогда никому не мстил. Я не помню даже, чтобы Кужугет Сереевич о ком-то плохо отзывался, хотя точно знаю, и подлости ему делали, и некоторые вопросы решались относительно его не совсем справедливо. Позже мы с братом узнали о тех, кто вредил нашему отцу, когда он работал. Называть их я не буду. Думаю, Кужугет Сереевич этого бы не хотел. Кстати, его черта — отсутствие мстительности — также в полной мере передалась Сергею Кужугетовичу. Я не слышала, чтобы он хотя бы раз отозвался о своих предшественниках или подчиненных плохо, хотя мир ведь, давайте будем честными, состоит не только из добрых людей. Я помню, как отец всегда нам говорил, что в людях сначала нужно искать хорошие качества, а плохие… плохие сами себя обнаружат, если имеются в человеке. Не всегда это, правда, выходит. А у него получалось.

— А как он строил отношения в семье, с вами, вашим братом, вашей мамой? Часто говорят, что у партийных работников того времени семья была понятием номинальным, в том смысле, что партийная и государственная жизнь отнимала у таких отцов и мужей все время. Но в одном из интервью вы признались, что больше были привязаны именно к отцу, именно он оказал наибольшее влияние на формирование вас как личности. Значит, он находил возможность уделять семье много времени. Как это ему удавалось?

— У него была сложная работа, мы все это понимали, поскольку тогда шло становление республики. Но работа, как я уже говорила, дома не обсуждалась, ее, так сказать, не приносили домой. На нас высокие посты Кужугета Сереевича отражались разве, что его постоянными командировками, частыми разъездами, и тем, что дом был постоянно за­вален газетами, документами, часто раздавались официальные звонки из разных городов. Но если папа и мама, также часто бывавшая в командировках, оба были дома, по выходным мы устраивали семейные обеды. Кужугет Сереевич очень любил сладкую выпечку, поэтому мама всегда пекла что-то к чаю. В доме у нас, как это говорится, всегда пахло пирогами. Или отправлялись семьей куда-нибудь за город, на природу, в тайгу. Там, кстати, папа учил нас стрелять, и не из «воздушки» какой-нибудь, а из настоящего карабина. Я, кстати, благодаря папе, раньше неплохо стреляла, а брат и по сей день отличный стрелок и охотник.

— Отсюда ли у Сергея Кужугетовича такая любовь к охоте, к которой он, по-видимому, пристрастил и Владимира Путина?

— Сергея Кужугетовича папа взял на охоту, когда тому было всего пять лет. Мама, разумеется, ничего об этом не знала. Она-то, как потом выяснилось, думала, что они просто гуляли по лесу, а на самом деле, Сергею дали ружье, незаряженное, конечно, и оставили в машине, а Кужугет Сереевич со своим братом Калин-оолом ушли на охоту. Когда все выяснилось, Кужугету Сереевичу перед Александрой Яковлевной пришлось долго оправдываться. Вот так и была моему брату привита любовь к охоте.

— Считались ли в вашей семье с мнением детей? Ведь во многих семьях и сейчас отцы часто отделываются от детей короткой фразой: «Нет, потому что я так сказал!»

— Конечно, это, возможно, прозвучит высокопарно, но анализируя сейчас, я понимаю, что с мнением детей в нашей семье всегда считались и всегда относились к нам, как к равным. Через много лет пришло осознание, насколько наши родители были терпеливы к нам и мудры в нашем воспитании. Они всегда пытались нас понять, войти в наше положение.

Хорошо помню, как после одной неприятной ситуации, я решила уйти в другую школу, — девушкой-то была я с характером (смеется). Мы сидели с родителями и говорили об этом. Они отнеслись с пониманием. Кужугет Сереевич, помню, выслушав меня, сказал: «Это твое решение, если считаешь нужным — иди в другую школу, но я бы на твоем месте с этим не спешил». Хорошо, что я тогда прислушалась к родителям, и не стала менять школу. Но даже в таких ситуациях с нашим мнением считались. Кому-то сейчас и может показаться, что это была какая-то идеальная семья, но тогда мне казалось, что так в каждом доме.

— Кстати, откуда у вашего отца такой интерес к истории?

— Мы никогда не спрашивали его об этом, но, сколько себя помню, он всегда интересовался историей, просто, когда работал, он не мог в полной мере отдаться ей.

А какой вклад он внес в издание семитомника «Урянхай. Тыва Дептер»?

— Это была их идея — моего отца и брата. Кужугет Сереевич всегда мечтал собрать все или по крайней мере большую часть документов, касающихся Тувы или тех, в которых Тува упоминалась. К сожалению, документов, хранящихся в нашем музейном архиве, было мало. Когда появилась возможность получить доступ к другим архивам и библиотекам страны, папа несколько лет сортировал документы, классифицировал их, составлял каталог. В сборе документов, конечно же, Кужугету Сереевичу помогали сотрудники архивов, с которыми его познакомил брат. Там же он работал и с фотографиями, которые впоследствии вошли в альбом «Черно-белая Тува».

— В последнее время ваши родители жили в Москве, как Кужугет Сереевич переносил разлуку с малой родиной? Как он адаптировался к мегаполису?

— Переезд в Москву для него был вынужденным. Папа был тогда очень болен. Помимо проблем с сердцем, он страдал так называемой холодовой астмой, то есть, астмой, которая обостряется с наступлением холодов. Часто отца привозили в больницу в состоянии, которое в медицине называется астматический статут. Пациента долгое время не могут вывести из приступа. В таком состоянии человек задыхается, и риск смерти крайне высок. Несмотря на это, Кужугет Сереевич уезжать из Тувы не хотел, поэтому переезд родителей в Москву — волевое решение моего брата. Сергей после очередного такого приступа так и сказал папе: «Отец, холод ты не переносишь, давай, зимой ты будешь жить в Москве, а по весне будешь возвращаться в Туву». Так родители и сделали: в конце октября уезжали в столицу, а в начале весны возвращались в Туву. Когда они были в Москве, отъезд на малую родину был для них чем-то ожидаемым, сакральным, что ли. Приезжая в республику, они, как мне казалось, словно молодели. Уезжали же всегда с мыслями: «Будет весна, и мы вернемся домой».

— Не как дочь, а как политик, как бы вы оценили деятельность вашего отца на поприще госслужбы?

— Очень сложный вопрос. Я, прежде всего, воспринимаю его как отца. Даже постфактум не могу оценить его деятельность, допустим, на «хорошо» или на «отлично». Правильнее, я думаю, здесь использовать иной подход. Мой отец и его тогдашнее окружение — люди, которые построили нашу республику. Для этого они и жили. Главное для них было, чтобы их Родина, как теперь говорят, поднялась. В этом они добились многого. Тува под их управлением сделала огромный скачок. Бурно развивалась промышленность, сельское хозяйство, культура. Поэтому я о нем говорю как о политике с большой буквы. Здесь хотелось бы добавить, что Сергей Кужугетович всегда говорил, что папа жил и умер настоящим коммунистом, в лучшем понимании этого слова. То есть, он был как раз таким коммунистом, какими они, наверное, задумывались: люди с твердыми убеждениями, никогда не отказывающиеся от своих идеалов. И для моего отца его убеждения были превыше всего. Думаю, что боль, переживания за свою страну в нелегкий для нее период, повлияли на здоровье и продолжительность жизни таких людей, как мой отец, ведь все, что касается Родины, они пропускали через свое сердце.

Сейчас в Туве идет возрождение тувинской культуры: музыки, хоомея, танцев, национальных видов спорта. Можно ли сказать, что именно ваш отец был пионером возрождения тувинской культуры, своего рода первопроходцем в этом деле?

— Он курировал вопросы идеологии, будучи секретарем обкома, поэтому, в принципе, можно сказать, что он стоял у истоков формирования тувинской интеллигенции. Настоящей интеллигенции, состоящей из педагогов, инженеров, артистов, писателей, поэтов и врачей. Ведь Союз художников Тувы, Союз композиторов Тувы — все творческие союзы были созданы и при его непосредственном участии. А какая великолепная русская труппа в нашем театре была при нем! Она была создана с нуля! До этого ведь в Туве практически не было драматического искусства. И наши камнерезы, опять же при нем, были включены в Союз художников СССР. Тогда правительство уделяло огромное внимание тому, чтобы в республике появилась своя интеллигенция, и эта задача во многом была возложена на моего отца. Конечно, делал он это не один. Работала целая команда. Но то, что он был одним из сподвижников, — это, да. Во многом его идеи сыграли ключевую роль в становлении тувинской интеллигенции.

— О сегодняшних реалиях Тувы что бы он сказал, как вы думаете?

— У него, думаю, не было бы однозначного ответа, касающегося сегодняшних реалий Тувы, но была бы развернутая и полная оценка. Он был патриотом, любил Родину, но без примеси какого-то «ура-патриотизма», так что критика ему была не чужда. Конечно, в Туве есть проблемы, но движение вперед у нас пошло, Тува сдвинулась с мертвой точки. Есть экономический рост. Несмотря на критическое мышление моего отца, думаю, его многое порадовало бы в сегодняшней Туве. 

Антон ПОСОХИН

asdf asdf asdf