…С сентября по ноябрь текущего года ( № 103, 104, 106, 108, 110, 112, 113, 116, 117, 119, 120, 121, 122, 124, 125) в «Тувинской правде» шла публикация повести нашего земляка Виктора Пирогова «Урянхайский пленник». Удивительной по драматизму сюжета и очень яркой в плане литературного исполнения. И есть у этой истории еще одно, не менее удивительное, продолжение.
Лучше, чем написал, предваряя предисловие к повести, редактор «Тувинской правды» Роман Тас-оол, об этой творческой работе уже не скажешь, поэтому позволю себе полностью повторить текст. «Человек, честно пишущий о себе и близких своих, — редкость. А если этот человек — еще и один из первых в Туве успешных фермеров — редкость в квадрате. А если то, что он приносит в редакцию, написано талантливо, — редкость в кубе.
Лет десять своей жизни Виктор Пирогов выкраивал время на то, чтобы по крупицам восстанавливать биографию своего деда Василия Ушакова, одного из сотен уральских казаков корпуса генерала Бакича, вытесненного красными в Монголию, а затем попытавшегося вернуться в Россию через Урянхайский край. Судьба корпуса трагична, и развязка этой трагедии, по выводам советских историков, произошла в селе Атамановке (Кочетово). Оказывается, у этой трагедии было продолжение…
Мы решились на публикацию этой повести не только из-за ее явных художественных и одновременно документальных достоинств. Ее основная ценность — напоминание о том, что забывать нельзя, — о нелепости и ужасах гражданской войны. Оказывается, и такие вещи стираются из памяти. То, что происходит сегодня на Украине, — лишнее и яркое тому подтверждение.
Начинаем публикацию повести с предисловия автора.
Я вдруг утратил чувство локтя
с толпой кишащего народа,
и худо мне, как ложке дегтя,
должно быть худо в бочке меда. Губерман».
…Виктора Зотовича Пирогова я знаю давно — по долгу работы приходилось не раз и не два бывать в его крепком крестьянском хозяйстве. Но еще по рассказам своего отца знала, что мы с Пироговыми находимся в родстве — корни родов Пироговых и Мурыгиных переплелись в небольшой деревеньке Медведевка Каа-Хемского района, где я однажды и родилась… Именно потому все события, описанные в повести, касаются и меня лично. Каждый поворот этого драматического сюжета проходил через мое собственное сердце не только потому, что узнавала и эту бурную речку Брень, через которую Ушакову, чтобы попасть в Грязнуху, надо было перейти бродом, и это душистое разнотравье на ее берегу, и островки на Енисее, на которых мы в детстве собирали черемуху… Знакомы были и все фамилии реальных героев повести. Но и Грязнуха (Усть-Бурень), и Знаменка (Сарыг-Сеп), и Медведевка (Кок-Хаак) остались во второй части этого драматического повествования, которое сейчас готовится к публикации.
Образная, народная, исконно русская речь автора, меткие сравнения, очень четкие, подмеченные внимательным и честным глазом описания не только природы, но и поведения героев повести не оставили равнодушными и наших читателей. Думаю, что Виктора Пирогова не заставит долго ждать и литературное признание. Тем более, что «Урянхайский пленник» –не первое произведение каа-хемского фермера. Года три-четыре назад он приносил в нашу газету свой отклик-крик на одну из публикаций газеты, выходящей сейчас уже в Абакане. По независящим от нас причинам дать «зеленый свет» этому очень яркому и самобытному материалу мы не смогли. Но оценить даровитую руку крестьянина, имеющего, как он сам однажды признался, пять классов образования, журналисты смогли уже тогда. Сейчас газета готовит к публикации несколько автобиографических рассказов Виктора Зотовича, которые он написал уже, что называется, по следам собственной жизни.
Но и судьба деда, Василия Ушакова, вплетенная в кровавое полотно российской революции начала двадцатого века, для Виктора Пирогова стала отправной точкой для новых (и здесь я очень боюсь перейти на навязчивый пафос) дел и поисков. Он пишет: «По воспоминаниям старожилов, в двадцатых годах в Атамановку вернулся, видимо, после отсидки, казак-белогвардеец, пленённый там. Домой на Урал он не поехал, как и наш дед. Пока был могутной, дохаживал за могилами нескольких своих однополчан. Партизаны, хотя и были красными, но дозволили похоронить бакичевцам своих, правда, за кладбищенской оградой, отдельно и в кустах, как иродов. После его смерти могилы захирели, заросли, и найдёшь ли их сейчас… Если Господь даст мне здоровья и ещё отмерит немного хоть пожить, отыщу захоронения те и поставлю памятник им, запамятованным нашим людям, не врагам, нашедшим последнее пристанище не в Китае и Монголии, а, слава Богу, на окраине земли Российской…»
Потомок уральского казака, попавшего в самое пекло этой никому не нужной революции, всегда держал и держит слово. Он и о своей уральской родне пишет просто и одновременно емко: «Родни оказалось множество, не могли поверить, что дед оставался живым после той бойни и ещё сотворил нашего отца. Он не мог вернуться домой из страха навредить своей семье и знал: прежней жизни не будет, всю оставшуюся его ждут танталовы муки. Власть его посчитала пропавшим неизвестно где и за кого, потому, видимо, и репрессии уральскую родову обошли почти. Задела она только старшего сына Степана, который сгинул в лагерях в 40-х годах по 58-й статье.
Остальные прожили достойную жизнь, не в смысле, что вышли в люди, а то, что были людьми.…
…Первым памятником потомка «белогвардейской косточки» стал большой покаянный крест на окраине села Кочетово Тандинского района, там, где и произошел тот самый бой, о котором сегодня повествует мемориальная плита: «…здесь…разгромлены остатки Оренбургского корпуса генерала Бакича…». Крест поставили летом этого года только после того, как руководство села заручилось обещанием «не писать об этом событии в газетах, не показывать по телевидению…», поэтому на церемонию освящения места последнего упокоения казаков и креста прессу Пирогов не пригласил. Но крест в Кочетовке, изготовленный родственниками, приехавшими для такого случая с Урала, не простоял и сутки — уже на второй день это массивное сооружение (около шести метров в высоту) лежало на земле. Снесли его, скорее всего, трактором…
Седьмого ноября, фактически в день начала гражданской войны, покаянная молитва прозвучала снова. И на этот раз Виктор Пирогов своего слова не сдержал. В своем предисловии к повести он пишет: « Закончились мои двухлетние мытарства в поисках родного деда. …Все кончилось, переболел всем, успокоился: не перед отцом долг выполнил, перед собой. Прошёл путь и отца, и деда, самую-самую малость его, свидетелем, статистом, но прошёл, почувствовал как бы их присутствие…». А ведь не переболел, и слезы у потомка Василия Ушакова тоже не закончились. Виктор Зотович плакал и во время службы по освящению креста, не мог сдержать слез и во время интервью.
На этот раз крест был поставлен недалеко от фермерского хозяйства «Пирогово». На пригорке. Рядом с поселковой дорогой. На табличке — стихи, написанные уральским племянником Сергеем Ушаковым: «На светлую память тем людям безвестным, что здесь пострадали в пылу лихолетья. Лихая судьба на долю их пала. Ко- го — закалила, кого — положила. По воле Творца в этом мире гостили. Одни пировали, другие скорбели. За жизнь и за веру оружье скрестили. Одни созидали, другие крушили. Немало здесь пролито кровушки было. Живущим урок — всех земля примирила…».
У подножия креста — небольшая горстка людей. Это уже тувинская веточка генеалогического древа большого рода уральского казака Василия Ушакова. Другие ветви — на Урале. Но сплела их история страны, от поворотов которой, если покопаться повнимательнее и в собственных корнях, не ушла в России еще ни одна семья. Настоятель сарыг-сепского храма Казанской иконы Божией Матери отец Авель с непокрытой головой читает акафист об упокоении усопших. Звучат покаянные слова молитвы: «Господи, помилуй, прости и спаси родных и близких нам и… повсюду лежащих вождей и воинов, усопших от века, погибших и убиенных, лежащих повсюду. За веру, царя и Отечество. Вечный покой. Вечная память…». После церемонии освещения Креста, символизирующего великое примирение человека с Богом, отец Авель благословил семью и сказал очень важные слова о том, что Крест призывает всех нас любить и примириться с теми, кого сегодня почитаем за неприятеля или недруга: «Наша страна прошла большой и страшный путь, оценку которому сейчас уже дала история. Она же и напоминает всем нам — живите в мире и мирно».
— Под этим поклонным крестом, и это знаю точно, — не только душа моего деда, Василия Ушакова, но и Алексея Медведева… Прадеда Максима Медведева, который и основал Медведевку, тоже убили на островах те самые бесштанные и ленивые «борцы за справедливость»…Сегодня мы закрываем одну из страниц этой тяжелой истории, и хорошо, что она закрылась, — говорит Пирогов.
Так он считает сегодня. Но душа болит. Еще и потому, что и фамилию «Пирогов» он до сих пор носит не родовую. Отчим, «чтобы прикрыть от преследований» пасынка, дал собственную фамилию Зотию, отцу Виктора Зотовича, родившемуся от казака Василия Ушакова.
А еще в перерывах от своих трудных крестьянских дел Виктор Зотович пишет очередную автобиографическую повесть, сюжеты которой, тесно переплетаются не только с историей его собственной семьи, рода, но и с историей республики.
И вот что еще подумалось — неужели поисками уже заброшенных захоронений в окрестностях Кочетовки должен заниматься один, хоть и известный в Туве крестьянин-писатель? Или идея примирения поколений и народов Туву не касается?
Галина МУРЫГИНА