Быль
Лето. Пекло 2007 года. Первая неделя августа, около двух часов дня.
Уже много дней и ночей ни капли дождя.
Сквозь дрему просматриваю телевизор с двумя телеканалами.
Мое местонахождение — в стареньком доме моей бабушки, в деревне, на стареньком диване. Уже больше месяца я проклят в этом дождем забытом месте. Одолеваемый скукой, считаю часы до того дня, когда закончится моя ссылка. На улице — ни единого признака жизни, никого и ничего, кроме ужасной, невыносимой, испепеляющей жары. Обычно в такие дни кажется, что останавливается и время, и жизнь. Существуют только безлюдные улицы с тенями-оазисами.
Кроме меня и местных аборигенов, обитают в этой деревне шестеро моих двоюродных братьев. Делимся мы «по старшинству» на старших троих и прочих — младших — тоже троих. По традициям наших отцов и дедов — старший водит, остальные трудятся. Работёнка в деревне не то чтобы трудная и не то чтобы много, но в пекло…
Жара достигла своего апогея, и до местных дошли слухи о приближающемся с северных земель ужасном огне — всепожирающем пожаре. Там, на севере, — невысокие, заросшие мелкой растительностью горки. Во времена СССР те места были засеяны пшеницей, а сегодня там кормовое для скота на зиму. Чуть ниже — западнее — этих горок мои родственники выращивают приличное по размерам картофельное поле. К северо-востоку от них на склонах поспевают наши арбузы. Надвигающийся с севера огонь угрожал будущему желудков сельчан.
* * *
Мой обычный день в деревне начинается с принудительного пробуждения в девять утра.
Традиционный завтрак и такая же традиционная уборка навоза с территории загона. Скот в это время на пастбище. Затем нужно накормить и напоить свинюшек и освежить огород.
После обеда все дружно погружаемся в условный сон, в котором я сейчас пребываю. Через пару часов встану и пойду вместе с братьями вновь, уже на дневную, кормежку поросят и свиней.
Дни вчерашние, сегодняшние и завтрашние почти ничем не отличаются друг от друга.
Тем самым днем, а точнее, ближе к вечеру, двое старших братьев отправились на нашем стареньком оранжевом тракторе на северо-западные земли проведать обстановку и сохранность картофельного поля.
Оставшиеся мы — трое младых и наш крепкий, коренастый командир, — оживлённые известием о надвигающемся пожаре, жаждали деятельности и приключений на свои дурные головы.
Решение приняли незамедлительно. Быстренько собрались и — тоже в путь. Пешком на северо-восток. Защищать наши арбузы.
Экипировались. Поверх летней одежды каждый на свою спину водрузил самодельный рюкзак из мешка, набитый пустыми пластиковыми бутылками общей ёмкостью от двенадцати до четырнадцати литров. В руке у каждого — что-то вроде копья — палки с заостренными концами.
Пункт назначения находился приблизительно в шести-семи километрах от деревни через луг, лес и бесконечные степи до самых гор.
Спасать арбузы за нами последовали наши верные четвероногие друзья: проворная и хитрая Белка, могучий и крепкий Шарик, быстрый и смелый Рекс и самый маленький и умный Хаваа.
* * *
Через побуревший от засухи луг мы прошли в прохладный лес — единственное место, куда не пробиралась жара. Там у ближайшего водоема наполнили пластиковые бутылки.
Вбуххх! Брызги, плеск воды — зарезвились в воде наши собаки.
За лесом следовала нескончаемая сухая степь. Единственная радость — палящее солнце стало спускаться к горизонту.
Хрустит под ногами мертвая растительность, разговоры притихли, а четвероногие друзья снуют туда-сюда за сусликами, гоняют их по округе, рыщут по норкам — и в то же время не отстают от нас ни на шаг.
Сделали остановку у одинокого высушенного дерева, под скудной тенью которого освежились, немного отдохнули и затем двинулись дальше.
Треск! За спиной у меня понемногу начал рваться мой самодельный рюкзак, а до гор, у подножия которых росли наши арбузы, — еще половина пути.
* * *
Начали взбираться на предгорные холмы, и уже без особого энтузиазма следовали за нами наши верные друзья: изящная лайка с острыми ушами, темной мордой и свернутым в калачик хвостом; белоснежный и самый внушительный по размерам пёс; пёс чуть помельче, совсем черный — немецкая овчарка — он всегда впереди; и самый маленький из всех, желтенький с умными глазками — всегда держащийся подле старшего хозяина.
Хруст! Это уже прощальный привет за спиной — лопнули швы. Вмиг мой самодельный рюкзак превратился в первозданный мешок. «Эх!» — вздохнул я. Оглянувшись на сородичей, решил не жаловаться. Мешок потащил волоком.
Взобрались на первый холм, за ним открылся второй, третий… Идти становилось все трудней, круче и выше. Начали болеть и затекать руки, и с каждым шагом я все более отставал от команды…
Но вот холмы наконец пройдены, впереди — восхождение на гору. Тащить мешок вверх по склону оказалось убийственно, каждый метр давался с невероятным трудом.
…Чёртов мешок! Ужасно болят руки, затекла шея. Задыхаюсь под тяжестью собственного дыхания, а тут еще эти заросли каракана! Вижу, как там, наверху, братья остановились и смотрят на меня, исчезли из виду собаки — наверное, исследуют покоренную вершину.
Более сотни метров отделяли меня от команды. Тащу свою ношу. Сверху доносятся ехидные усмешки, мол, «пьяный алкаш тащит стеклотару!» Ярость закипела во мне. Бросить к чертям этот злосчастный мешок, пнуть его, поорать и уйти домой!
Кое-как удержался от секундного искушения. Кипя от злости, всё же одолел гору и, добравшись до сородичей, рухнул, изнемогая от боли и усталости.
Братья наконец сжалились надо мной: каждый вытащил из моего мешка по самой большой пластиковой бутылке и положил в свой. Затем они склонились над мешком, повозились с ним, и чудесным образом моя ноша вновь превратилась в удобный рюкзак. Выпив не меньше литра воды, я так и сидел неподвижно на корточках, не в состоянии даже думать. Братья терпеливо ждали, пока я сам не встану на ноги.
* * *
Смеркалось. Солнце совсем закатилось за горизонт, на прояснившемся небе взошла неполная бледная луна и засветились первые звезды.
Запахло гарью, и, миновав очередной склон, мы увидели его.
Это был огромный огонь.
Пожар, о котором столько говорили в деревне.
Насколько хватало глаз, степь впереди была охвачена пламенем.
Передние горы, соседние горы, всё в округе и даже тропа, откуда пришли, — всё полыхало! Путь к арбузам лежал прямо через этот пожар, отступать было поздно, и мы двинулись вперёд...
Да, поджилки дрожали. Картина, открывавшаяся взору, была одновременно ужасная и потрясающая. Казалось, мы, как заворожённые, колышемся в унисон с пламенем, и вместе с тем дрожим и покрываемся ледяной испариной — в этом-то пекле!
За треском и хрустом пламенеющих кустарников мерещились фантастические образы. Будто что-то медленно тянулось и приближалось к нам. А тени от горящей растительности двигались, плясали и прыгали. Казалось, что огонь — живой. Вверх, в ночное небо, тянулись клубы черного дыма.
С высокого склона мы видели, как пламя затягивало местность. Огонь действительно пришел с северных земель, там жутко чернело множество обгоревших гор. А в другой стороне, вдали, через бесконечные степи и теперь уже ночной дремучий лес, светились огоньки родной деревни…
Отступать, повторюсь, было поздно, да и некуда: тропа, по которой мы пришли, уже вся пылала. Заскулили собаки, в команде пошло брожение, мол, зря пришли, можем погибнуть тут, арбузы уже, мол, погорели, и мы тоже скоро сгорим...
Начали было искать виновных, но сумели-таки взять себя в руки.
Приняли решение завершить начатую миссию.
Кто-то опасался: а вдруг нарвёмся на обезумевшего от огня раненого зверя?
Наш командир приободрил нас: коли набредём на одинокого волка — то вчетвером, с четырьмя палками и собаками, домой в деревню воротимся с добычей. Но вот с медведем... А можем наткнуться и на вооруженных грабителей — угонщиков скота, застигнутых стихией…
Так и придумывали на ходу, чего ждать.
* * *
Тем временем спускаемся с горы. Становится жарче, полоса огня как будто сужается.
И со следующего холма, пока еще живого, мы наконец-то увидели… наши арбузы! Пожар до них еще не добрался, лежат они, целы и невредимы.
Вот она, долгожданная злополучная цель.
Между тем на холм медленно вползает огонь…
Опорожнив мешки с водой, полив арбузы, мы своими палками-копьями принялись рыть окопы вокруг арбузного холма.
Время уже давно за полночь, а мы вчетвером, с нашими четвероногими помощниками, отдыхаем на своём арбузном холме, пламя вокруг нас пляшет полумесяцем и простирается ой как далеко.
Немного придя в себя после труда и долгого пути, мы решили, что надо возвращаться. Миссия выполнена — арбузы спасены. Пора спасаться самим.
Путь назад оставался один-единственный, обходной.
* * *
Дорога с пустыми бутылками в рюкзаках значительно ускорилась. Вот мы уже спустились в степь, а огонь остался позади: сжигал наши следы, дышал нам в спину…
И вдруг обнаружилось: среди нас потери! Пропал наш белоснежный пес Шарик!
На сотню метров врассыпную — в поиски.
«Шарик, ко мне!» — раскатывалось в степи.
Никто не отзывался.
Отвратительная мысль лезла в голову: неужели наш неуклюжий здоровяк превратился в шашлык?
Утешали себя тем, что, может быть, увлёкся зверь где-то осадой сусликовой норы…
Поиски результатов не принесли.
* * *
Стояла глубокая ночь, в небе среди миллионов звезд висела большая ярко-желтая луна, освещавшая нам путь. Дорогу было хорошо видно. На километры вокруг — покой и тишина, стрекотал только редкий не высушенный солнцем кузнечик.
На горизонте, по далекой автотрассе, медленно пробегали огни одинокой машины.
Опечаленная потерей команда возвращалась в деревню.
Решили, что завтра вернемся и продолжим поиски Шарика.
Добрались до дремучего леса. Наш опытный командир, в детстве проводивший здесь много времени, пошёл впереди. Идти по ночному лесу было трудновато. Дорога почти слепая, лишь между верхушек деревьев то и дело проглядывала луна.
Наш лидер, «Сусанин», чуть не завел нас в топи. Прошлись по лесной речке, той самой, где в начале пути набирали воду. Поблуждав с десяток метров, вышли всё же на знакомую тропу, и скоро перед нами уже открылся луг. Лес остался сзади.
На возвышенности показались дома и огни родной деревни.
Финальную прямую решили завершить рывком; вмиг все ускорились и радостно побежали домой.
Нас ждали.
Встревоженные нашей пропажей родные, конечно же, ругались, но недолго: перевесила радость оттого, что вернулись мы целые и здоровые. Оказалось, что нас ищут во всей округе!
* * *
Увидев себя в зеркале, я усмехнулся: весь покрыт гарью, шорты немного обгорели, белая футболка — чёрная, в правой руке — копье, на спине — мешок. Посмотрел на своих братьев — ни дать ни взять папуасы с канала «Дискавери».
Ах, какой же вкусной показалась мне бабушкина еда после этого продолжительного похода — а ведь я был сыт ею около двух месяцев. Каким уютным показался бабушкин дом…
Смыв с себя гарь, мы дружно легли спать. Проспали до самого обеда — в то утро нас никто не будил.
Проснувшись, первым делом я вышел во двор и тут же обрадовался: моросил долгожданный дождик!
Вдохнув полной грудью ароматный воздух, я перевёл взгляд и — о чудо! — под крыльцом увидел нашего дорогого Шарика! Когда-то белоснежный, он весь был измазан гарью и походил больше на маленького медвежонка, чем на большого пса. Он крепко спал.
Почесав Шарика за ухом, я вернулся в дом и разбудил братьев.
А к вечеру, когда мы привычно кормили свинюшек, на машине за мной приехал наш дядя: пришла пора возвращаться в город.
И знаете, удивительное дело: я так ждал этого события, торопил дни и часы, а тут вдруг нисколько не обрадовался. Скажу больше: если б мне предложили тогда остаться в деревне до конца лета, я не задумываясь бы согласился.
Далай ХОВЕНМЕЙ