Учёные-генетики Тувинского госуниверситета приступили к новому интересному исследованию. В конце октября лаборатория генетики вуза объявила о наборе добровольцев, желающих поучаствовать в научном проекте. Требовалось от них не так много: принадлежать к тувинским родам Донгак и Сат, пообщаться с учёными и поделиться с лабораторией своим генетическим материалом.
Люди откликнулись с удовольствием. За три дня, выделенных на работу с населением, в лаборатории побывали 65 человек. И стар, и млад. В вузе были приятно удивлены: вопреки опасениям, жители республики оказались готовы к подобным экспериментам. Выделить время и дойти до лаборатории их подстегнул искренний интерес к истории родной земли и собственного рода. Кто я и кем были мои предки? – эти глубинные вопросы и сегодня волнуют людей всех возрастов.
Для чего проводится это исследование и чем вообще занимается лаборатория генетики ТувГУ – об этом и многом другом нам рассказала заведующая лабораторией кандидат биологических наук Чодураа Доржу.
– Чодураа Михайловна, какие исследования проводит сегодня лаборатория?
– Масштабы нашей работы можно оценить даже по названию научной конференции, которую инициировала наша лаборатория и которая этой осенью прошла уже в пятый раз. Называется она «Сохранение биоразнообразия генофонда флоры, фауны и народонаселения Центрально-Азиатского региона». Традиционно на неё съезжаются гости из разных регионов России – Москвы, Кирова, Новосибирска, Улан-Удэ, Красноярска, Владивостока, Иркутска, и из-за рубежа – Монголии, Германии, Италии, Польши и других стран.
Работаем мы в четырёх научных направлениях.
– Расскажите подробнее. Очень интересно!
– Одно направление посвящено изучению генофонда аборигенных пород домашних животных и культурных растений Тувы, которая в этом плане уникальна. Мало где в мире одновременно разводится семь видов одомашненных аборигенных животных. У нас это овцы, козы, КРС, лошади, верблюды, яки и северные олени. Но нас интересует не только скот. Одно время мы плотно работали над сохранением и восстановлением тувинской аборигенной овчарки, «кадарчы ыът», как мы её зарегистрировали.
– Так это заслуга вашей лаборатории?
– В этой работе принимали участие учёные не только нашего университета, но и москвичи. В частности, самый большой вклад внёс мой научный руководитель Илья Артемьевич Захаров-Гезехус – учёный с мировым именем, мы относимся к его научной школе и гордимся, что развиваем его идеи. Свой вклад также внесли Сергей и Светлана Каштановы. Процесс был инициирован мною. В детстве у меня была замечательная тувинская овчарка, и когда Илья Артемьевич по моему приглашению приехал в Туву для проведения исследований лошадей, я показала ему её. Уже старую, глухую, беззубую собаку – рассказала, что их уже почти истребили. Учёный был восхищён этой овчаркой, и мы стали размышлять, сумеем ли что-то предпринять для сохранения породы. Сейчас я могу сказать, что нам это удалось. Численность этих собак сегодня не вызывает опасений, что порода будет утрачена.
– А чем отличается тувинская овчарка от других своих собратьев на том уровне, который вы исследуете?
– Есть поведенческие отличия, есть экстерьерные. Эта собака во многом отличается от близких пород. Мы вообще предполагаем, что на территории Тувы разводилось три разные породы собак. Это пастушьи собаки, те самые тувинские овчарки, которые помогали пасти скот. Это и охотничьи собаки – лайки – я застала их, но сейчас почти не вижу. Они описаны в фольклоре, присутствуют в наскальной живописи. Предполагаю, что были ещё гончие собаки. Все три породы отличались внешне и функционально. Но сохранить удалось только одну. Увы…Ведь плод любой селекции – это не просто достижение, это культурное наследие, которое мы обязаны передать своим потомкам и исследовать.
– И исследовать, наверное, не просто ради исследований…
– Разумеется. Давайте возьмём яков. К нам они, скорее всего, пришли из Тибета, как и собаки, которые легли в основу пастушьей породы. Мы предполагаем, кстати, что тувинская овчарка возникла в результате смешения какой-то местной породы, которая была здесь, с тибетскими мастифами.
Так вот, в диком виде як сохранился только в Тибете. Однако в Туве он одомашнен не так сильно, как в других регионах, где разводят яков. Тувинские яки очень разнообразны, даже если говорить о масти: у нас есть яки кофейной масти, мышастой и т.д. И поскольку они долго разводились в изоляции, то, по нашему мнению, обладают уникальным генофондом, в котором могли сохраниться редкие гены.
– Сейчас вы работаете с людьми. Набрали генетический материал у населения…
– Это второе направление нашей работы. Мы изучаем генофонд народонаселения Тувы. И нас интересуют не только аборигены. Нам интересно, кто к нам приезжает, кто привносит свои гены в наш генофонд. Изучаем этногенез тувинцев: становление, возникновение тувинского этноса. Мы знаем, что вклад в этот процесс внесло много племён. Кстати, исследование, которое мы проводили совместно с коллегами из Магадана и Москвы, позволило нам установить близкое генетическое родство предков тувинцев с предками аборигенного населения Америки.
– Слышала такое. Так это правда?
– Безусловно. Эти исследования были начаты благодаря Илье Артемьевичу Захарову-Гезехусу, моему научному руководителю. Когда он приехал в гости в Туву, я пригласила его к себе домой. А моя бабушка мечтала с ним познакомиться, наслушавшись моих рассказов об этом удивительном человеке. И когда он увидел её, решил, что она похожа на америндов – так мы сейчас их называем. Позже вместе с коллегами из Магадана мы проверили это предположение: есть ли генетические связи между американскими индейцами и тувинцами? И пришли к выводу, что на территории Тувы и Прибайкалья очень и очень давно существовала древняя праобщность, которая дала начало предкам тувинцев и предкам индейцев. Когда эту нашу теорию обсуждают, то, к сожалению, информацию ошибочно преподносят так, что тувинцы – якобы предки индейцев. Ни в коей мере. Предполагается, были общие предки.
– Есть же гипотеза, что некогда был сухой путь между материками…
– Да, и по этой суше они перешли туда. Было несколько волн заселения американского континента индейцами. И самая древняя волна – это те люди, которые ушли с территории современной Тувы. Интересно, что в составе той праобщности были как минимум четыре женщины. С магаданскими коллегами мы исследовали митохондриальную ДНК, которая передаётся исключительно по материнской линии, и установили, что есть четыре особые гаплогруппы, которые встречаются у ста процентов американских индейцев и у большинства тувинцев. Так что по митохондриальной ДНК мы очень близки.
– А можно определить, когда жила эта праобщность?
– Первая волна заселения, самая древняя, по предположению многих учёных, произошла где-то 30 тысяч лет назад. Именно тогда существовал тот участок суши, который соединял Старый Свет и Новый.
– Как интересно! А сейчас для чего вы собирали представителей родов Донгак и Сат?
– Мы исследуем родовые группы.
У нас, тувинцев, сохранились знания о своих родовых группах. Мы полагаем, что тувинцы живут на территории Тувы очень давно, можем предположить даже, что дольше, чем 30 тысяч лет, и за это время вклад в становление этноса внесли разные племена и группы. Здесь были и древние кыргызы, и древние уйгуры. Считается, что уйгурское происхождение имеют представители родов Ондар и Сарыглар.
Сейчас мы изучаем вклад монгольского генофонда в тувинский.
Да, недавно в стенах университета мы собирали материалы по исследованию двух родов – Донгак и Сат. Ранее уже были исследованы роды Монгуш, Хомушку. В них, как выяснилось, есть монгольский вклад, но он незначителен.
Исследуем мы и этнические особенности в плане здоровья. Наш генофонд становился в суровых природно-климатических условиях, и к ним приспособились не только животные, но и мы. И приспособления эти разные, они обеспечивают выносливость людей, их сопротивляемость болезням. А поскольку по территории Евразии гуляли разные пандемии, такие как чума, холера, оспа и т.д., то это всё сказалось на нашем геноме, и это надо исследовать.
– Кроме утоления научного любопытства, если можно так сказать, что дадут эти исследования в прикладном плане?
– Знание своей родовой принадлежности и её особенностей позволит в дальнейшем строить тактику лечения людей. Сейчас медицина идёт в направлении персонализированного лечения. Вы удивитесь, но это недалёкое будущее. Если прошлый век был веком физики, то 21 век – это век генетики. И в недалёком будущем лекарства будут персональны. У каждого из нас разные реакции на одни и те же препараты. Каждому их надо подбирать индивидуально. А как подобрать, если ты не знаешь свой генотип и генофонд? Это невозможно. В этом и есть прикладная польза.
– Ещё о двух направлениях вашей работы надо немного сказать…
– Третье направление связано с изучением генофонда дикого растительного и животного мира. С его сохранением, составлением прогнозов. Четвёртое – с экологией: мы занимаемся исследованием генотоксичности различных веществ на растения или животных, обитающих в нашей природной среде, чтобы иметь возможность экстраполировать это на человека. Проводим мониторинг негативных антропогенных воздействий, изучаем воздействие мутагенных факторов.
– Генетика в нашем вузе преподаётся только как предмет?
– Если мы будем готовить исключительно генетиков, то не сможем их всех трудоустроить. У нас есть направление подготовки «Биология», там широкий профиль «Общая биология». Когда эти студенты выходят на курсовые и дипломные, мы можем готовить их более узко. Кстати, в следующем году мы намерены объявить набор в магистратуру по программе «Генетика». Хотим создать большую команду генетиков, которая могла бы работать с разными объектами, как с животными, так и с растениями, человеком. Ставим перед собой задачу изучать не только самого человека, но и его микробиом – микроорганизмов, которые в человеке обитают. Исследование микробиома – это передовой край генетической науки. Мы надеемся, что это недалёкое будущее и для нашей лаборатории. Такой, как у нас, нет ни в хакасском, ни в бурятском, ни в горно-алтайском университетах. Поэтому мы планируем набрать студентов и из ближайших соседних регионов.
– И всё же ещё немного об исследовании… Уже можно что-то приоткрыть?
– В процессе общения с добровольцами мы умудрились обогатить свои знания. Выяснили, в частности, что делений среди донгаков больше, чем описано в научной литературе. Есть деление на сарыг-донгаков, узун-донгаков, кара-донгаков, ак-донгаков, кок-донгаков. Сарыг-донгак, например, – жёлтые: светловолосые, светлоглазые. И действительно, именно такие люди приходили! Ак-донгак – белые донгаки, и они светлокожие! То же самое с сатами. Это было невероятно интересно
– А чем это обусловлено? У них есть какие-то особые гены?
– Вполне вероятно. Будем исследовать. Сразу хочу сказать, что все генетические исследования очень дорогие. Мы пишем гранты, проекты, участвуем в конкурсах, чтобы получить финансирование. Работа не ограничивается только нашей лабораторией: тесно сотрудничаем с коллегами из Москвы – это Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН, Медико-генетический центр… Кооперируемся, над любым проектом трудится всегда большая команда. Кроме того, наши постоянные партнёры – научные институты республики. Породы животных и культурные сорта изучаем с коллегами сельхозфакультета, сотрудничаем со специалистами минсельхоза. Партнёрами выступают ТувИКОПР, местные заповедники и заказники. Любое научное исследование – это всегда масштабное сотрудничество. И… очень большие расходы даже на этапе сбора материала. Тут нас всегда поддерживают разные учреждения, находятся спонсоры. Например, когда мы командой едем в Монгун-Тайгу исследовать яков, там всегда кто-то нас готов приютить. В селе Кызыл-Хая нет гостиницы, и мы останавливаемся в местной школе-интернате или обращаемся к Ошку-Саар Аракчаевне в ГУП «Моген-Бурен», или к чабанам. И они нас всегда поддерживают. Очень помогает Андрей Георгиевич Листков, руководитель ТГРК. Обращаемся ко многим. Помощи этих людей нельзя переоценить: именно благодаря им мы имеем возможность заниматься наукой.
– Когда же будут готовы результаты исследований донгаков и сатов?
– Не ранее чем через год.
– Ой! Ну что ж… Наберёмся терпения.
Беседовала Виктория КОНДРАШОВА
Фото из архива Чодуры ДОРЖУ