Мерно стучали колеса. Поезд уносил меня все дальше и дальше от родных мест. Я после окончания педучилища ехала из Подмосковья в далекую Туву. Она называлась тогда Тувинской автономной областью. В тот год нас отправляли в Сибирь, Казахстан и Туву. Я выбрала последнюю. Год назад несколько наших выпускников получили направление в Туву и писали, что там очень красивая природа.
Мы в перемены толпились у карты, смотрели, где будет проходить наш путь в Туву. Нас манила неизведанность. Мне казалось, что Кызыл — это что-то похожее на Самарканд и Бухару.
Конечно, Саяны нас поразили своей дивной красотой и величавостью: высоченные кедры, богатая растительность, шум горных речек, серпантин дорог. Ехать было страшно, в некоторых местах казалось, что вот-вот свалимся в пропасть.
Когда, наконец, подъехали к Кызылу, моста через Енисей еще не было, и нам пришлось на другой берег перебираться по понтонной переправе. А вскоре мы увидели дома с плоскими крышами, поросшими высокой травой. Я такого сроду не видела. «Вот тебе и Бухара», — подумала я.
Мы подъехали к облоно, которое размещалось в сегодняшнем здании «Тувапечати». Нас очень тепло встретили, разместили на временное жительство в школе № 2. Днем стояла такая непривычная для нас жара, что невозможно было выходить на улицу. По утрам провожала своих однокурсников, а потом и я получила назначение в Кызыл-Дагскую школу Бай-Тайгинского района. Заведующая облоно Елена Григорьевна Зубова, провожая меня, обещала приехать в начале учебного года. На место работы меня отправили на грузовой машине, в которой находился груз для районной школы.
Эта поездка была для меня поистине «боевым крещением». На выезде из Кызыла мы крепко «сошлись» с грузовиком, да так, что от кузова нашей машины полетели щепки, и мы чуть не свалились в кювет. На Чаданском перевале нас ждало новое испытание: разразилась сильная гроза, молнии сверкали совсем рядом, грохотал гром. А потом начался сильный ливень, вода попадала в кабину. Ехать стало невозможно, по дороге текли бурные потоки воды. Мы остановились и ждали конца «извержения небес».
После этого ливня речки разлились, и все-таки мы застряли, переправляясь через одну из них. Мотор заглох. Шофер тщетно пытался исправить положение, ничего из этого не выходило, и он отправился за помощью в ближайший поселок, который виднелся вдалеке.
Я сидела в машине, раскачивающейся из стороны в сторону, и мне казалось, что ее вот-вот сорвет с места и понесет по шумящей реке. Когда, наконец, с помощью трактора машину вытащили из воды, почувствовала себя такой уставшей, измученной, что не было никаких сил. Только ранним утром следующего дня мы добрались до Тээли, районного центра Бай-Тайги.
Всю дорогу я ничего не ела, и хотя столовая была закрыта, водитель вошел туда со двора и минут через 15 вернулся с горячими пирожками, предлагая мне перекусить. Я уже не помню имя этого человека, но всю жизнь благодарна ему за отцовскую заботу, которую он проявлял ко мне во время этого долгого и трудного пути. Он довез меня до районо, как говорят, передал «из рук в руки», рассказал заведующему о наших злоключениях. Наверное, и поэтому, увидев, такую маленькую, худенькую, измученную девчонку, пожалели и оставили в Тээли, хотя мне надо было ехать в Кызыл-Даг.
Сразу проводили к месту моего проживания. Это был длинный деревянный барак, где располагались комнаты для учителей. Показали мою комнатку, где только кое-как вдоль стен разместились два топчана, между ними у окна стоял стол, а в углу — печка. Мне сказали, что со мной будет жить еще одна учительница, которая уже здесь работала, а сейчас находится в отпуске.
Когда на следующий день я пошла познакомиться со школой, там никого не встретила, кроме учеников-старшеклассников. Они, окинув меня взглядом, спросили:
— Ты, девчонка, в восьмой класс?
— Нет.
— В девятый?
— Нет.
— В десятый?
— Нет.
— Что же тогда ходишь по нашей школе?
— Хочу и хожу, — ответила я.
Действительно, я была похожа на школьницу, вес — 42 кг вместе с косами, которые были намного ниже пояса.
А вскоре, когда была встреча с учениками, велико было удивление тех ребят, когда они увидели меня с ребятишками подготовительного класса. Им и в голову тогда не могло прийти, что я — учительница.
Позже со старшеклассниками мы очень подружились, они помогали мне в работе, устраивали экскурсии по ближайшим окрестностям, готовились к школьным мероприятиям, помогали учить тувинский язык и тувинские песни.
Напротив нашего дома, прямо через дорогу, находилось деревянное здание школы, рядом с нами по одну сторону — интернат, а по другую — интернатская столовая, а еще подальше за интернатом — здание, в котором располагалась начальная школа.
Я очень тяжело приживалась к новым местам, все мои знакомые выпускники разъехались по разным районам, здесь оказалась без друзей и родных, страшно скучала по дому, так как впервые уехала так далеко и надолго.
Радио у нас в комнате не было, свет выключали после девяти часов вечера, а чтобы заняться чтением или проверкой тетрадей, приходилось зажигать керосиновую лампу.
В магазине мы выпросили большую фанерную коробку из-под папирос «Беломорканал» и соорудили из нее обеденный столик. Еще нам дали из интерната две табуретки. Вот и все наше убранство. Когда выходила на улицу, видела вокруг только горы, на вершинах которых лежали вечные снега. Порой мне становилось совсем не по себе, думала: зачем сюда приехала, толку ни на что не хватает, не могу даже ребят научить русскому языку, в тетрадях полно двоек. По-настоящему впадала в панику.
А вскоре и комиссия из Кызыла прибыла, а вместе с ней и завоблоно — Елена Григорьевна Зубова. Сдержала свое обещание. Она побывала у меня на уроках, похвалила, поддержала. И я как-то воспряла духом.
В том году очень рано выпал первый снег. Был всего лишь конец сентября. Когда я вышла из школы, увидела ребят-старшеклассников, игравших в снежки. Я с радостью включилась в эту игру, забыв обо всем. Меня охватила такая неописуемая радость, словно я вернулась домой, в детство. И вдруг меня кто-то резко дернул за руку и вырвал вмиг из этого мира волшебства. Обернувшись, я увидела завуча. Он молча, не отпуская руки, повел меня к нашему дому. Он там же жил со своей женой и сынишкой.
Я расплакалась, как обиженный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку вдобавок к отнятой радости. Мы вошли в комнату, он взял мои рукавички и шапку, отжал их, повесил на веревку и строго так начал отчитывать за такое опрометчивое поведение, потому что я — учительница и мне непозволительно заниматься этим с учениками, особенно со старшеклассниками. Я еще горше заплакала от горечи обиды. Он молча так долго смотрел на меня, как я вытирала, размазывая по лицу слезу, и вдруг как-то неожиданно с радостью спросил:
— А на санках покататься хочешь?
В то время (когда я с ним познакомилась) он казался мне очень взрослым и серьезным мужчиной. И вдруг такое…
Не задумываясь, даже не веря в сказанное им, быстро ответила:
— Да, хочу!
Он взял санки, на которых возил сына в садик, я уселась поудобнее, и он повез меня по главной улице, возвращая утраченную радость.
Потом, бывая на моих уроках, порой ругал за какие-то ошибки, иногда и очень строго, я никогда не обижалась и очень хорошо запомнила тот случай.
Наступили холода. По утрам уже подмерзала земля. Ко мне в класс пришел новый ученик. Он оказался такой маленький, что пришлось посадить его за первую парту. Был он в сшитой дома рубашонке без воротника и пуговиц, только вырез для головы и под подбородком завязывались две веревочки; рукава не доходили до кистей рук, широкие, без манжет. Видимо, не хватило на все отреза, так как сумка его тоже была сшита из этой материи и перекидывалась через плечо на длинной лямке. Но главное было в том, что он пришел босиком: а так как сидел за первой партой, то я увидела его красные от холода пальцы на ногах.
Многие ребята, да и взрослые, не совсем хорошо понимали русский язык. На всех уроках в школе, кроме русского языка, были переводчики. Поэтому я спросила малыша, смешивая тувинские слова с русскими, почему он без обуви. Он ответил: «Майыктааш чоктур (ботинок нет)». Правда, вскоре он пришел обутый. Я не обратила внимания, что-то нас директор задержал на немного, а сразу начала урок. Вижу, что он крутится, вертится, заглядывает под парту. Уже хотела его приструнить, но увидела вытянутые в проход между рядами парт черные блестящие ботинки со шнурками. Я взяла его за руку, вывела к доске и сказала:
— Посмотрите, ребята, какие красивые ботинки.
Он, видимо, в то время готов был всему миру похвастаться, стоял и довольный улыбался.
Трудное было тогда время. В школе нет буфета, где можно перекусить или накормить ребят из многодетных семей. Когда мы ходили по домам своих учеников, то у некоторых видели только чай и хлеб.
Наступали приличные холода. Когда была в школе, часто во время урока приходил истопник и подкладывал в печку дрова. В классах тогда стояли такие цилиндрические, обитые железом. Я во время урока подходила к печке, чтобы согреть руки. В доме тоже становилось всё холодней. В окне была всего одна рама, пол — почти на земле, без всякого утепления, словно ледяной. Днем, когда топилась печка, было тепло, а вот ночью комната остывала, даже вода в ведре замерзала, и чтобы умыться, нам приходилось разбивать сверху лед. Порой в сильные морозы нам приходилось спать в одежде.
Бытовых сложностей было много. Надо приносить воду, колоть дрова, растапливать печь. Я всего этого делать не умела, приходилось учиться, а это оказалось очень трудно. Но мы были молоды, полны энтузиазма. После школы спешили в клуб, занимались художественной самодеятельностью, выступали на концертах даже в соседних районах.
Недалеко у гор, которые окружали деревню, протекала речка. С приходом холодов там образовалась наледь, и получился каток, где мы с успехом катались на коньках и даже устраивали соревнования.
В магазинах тогда был незначительный выбор продуктов. Помню, всегда в наличии — сушеная картошка и макароны. Овощей в помине не было, никто их тогда не выращивал. Нас выручали жители, приносили нам яйца, молоко, сарлычью сметану, похожую на масло. У многих сарлыки были в роли домашних животных.
Близился к концу мой первый трудовой год. Многие сокурсники планировали уезжать домой. Я тоже готовилась к отпуску. Но вот нас собрали на субботник по уборке леса. Надо было убрать упавшие деревья, сухие ветки. Я впервые увидела волшебную красоту — горы, покрытые цветущим багульником. Это было так невиданно, так чарующе красиво, чудо необыкновенное.
Вскоре узнала, что в Кызыле на базе учительского института открывается пединститут, и я, отложив отпуск, стала готовиться к поступлению в этот вуз.
Так закончился мой первый трудовой год. Это было моим становлением. Отправляясь в Кызыл, я уже чувствовала себя серьезной, настоящей учительницей, которая учила детей и училась сама, училась самостоятельности, училась смелости, училась становиться взрослой.
И мне захотелось рассказать историю о начале своей работы, о тех сложностях, с которыми пришлось встретиться.
Потом была работа в Чербинской школе-интернате. А с 1961-го, в год окончания института, я приехала на работу в кызылскую школу № 4, куда скоро пришел директором А.В. Безъязыков. Так сложилось, что и завершила я свою трудовую биографию в КЦО «Аныяк», где директором снова был Альберт Васильевич. С 1968 до 2005 я занималась обучением работающей молодежи. Сначала в республиканской очно-заочной школе, где директором была та самая Е.Г. Зубова, с которой я встретилась в первый день по приезде в Туву. Позже республиканскую школу закрыли, я перешла директором в вечернюю школу № 1, а с 2001 года по 2005-й трудилась в КЦО «Аныяк» завучем общеобразовательных классов.
Мой трудовой стаж насчитывает 50 лет. Так случилось, что Тува — это моя жизнь и судьба. Уже восемь лет я на пенсии, но не чувствую себя забытой, так как постоянно получаю приглашения, поздравления и подарки на все праздники. Бываю на встречах со школьниками.
Глядя на сегодняшних учеников, даже не верится, что такой бедной, ничем не оснащенной была школа. Теперь же всё есть у наших учеников, только учись.
Татьяна РЯБИКОВА,
ветеран труда СССР, почётный работник общего образования Российский Федерации