На календаре — печальная дата. Семьдесят лет назад войска Советской Армии освободили концентрационный лагерь Освенцим. «Фабрика смерти» — так называли его впоследствии и те, кто чудом выжил в Освециме, и те, кто после войны восстанавливал память о тех безвинных жертвах, которые сгинули в газовых камерах и крематориях. Известно ныне об изуверских опытах, которые гитлеровцы ставили в Освенциме над живыми людьми.
Историки утверждают, что за те три с половиной года, что просуществовал лагерь, в нем погибли порядка одного миллиона четырехсот тысяч граждан из стран оккупированной Европы. Из них 140–150 тысяч поляков и 100 тысяч советских граждан (советские же военнопленные были в числе первых узников в 1941 году). Самое большое количество жертв — евреи. Их, по разным данным, погибло до одного миллиона ста тысяч человек. В память о них и обо всех жертвах концлагеря с 2006 года отмечается эта дата. Она особенно важна сегодня на фоне тех политических спекуляций, которые западные политики затеяли вокруг военной темы.
События семидесятилетней давности стали поводом для встречи с Эсфирь Ефимовной Медведевой. В городе она — известный человек. Ветеран труда. Война застала ее шестнадцатилетней девушкой. На долю ее выпали и концентрационный лагерь, устроенный гитлеровскими оккупантами на родной для нее Украине, и несколько попыток бегства из лагеря, и освобождение из неволи частями Советской Армии. Потом она в качестве санитарки армейского госпиталя прошла дорогами войны, а Победу в 1945 году встретила в Венгрии.
В эти дни Эсфирь Медведева поправляет здоровье в республиканской больнице номер два. К нашей беседе готовилась основательно. Нянечки в больнице и соседки по палате даже сообщили мне: «Эсфирь Ефимовна накануне записала на бумаге все четыре года войны и так, год за годом, вспоминала о том, что пережила в ту пору».
— Так необычно назвала меня мама, — Эсфирь Ефимовна даже заулыбалась, вспоминая о довоенном детстве. — О том, что такое имя встречается в Библии, я узнала уже будучи взрослым человеком. Семья у нас была интернациональная. Мама — украинка. Отец — еврей, он был хорошим портным, и горожане ценили его за профессиональные качества. Сестра Фая была на год младше меня. Фамилию носили еврейскую — Файвелис, но общались между собой по-украински. На идиш дома не говорили, знали этот язык родственники по отцовской линии, которые тоже жили в родном городе. С довоенной поры остался вот акцент, знакомые и сейчас спрашивают: украинский он у меня или румынский?
До войны, вспоминает Эсфирь Ефимовна, жили в городе Тульчине, это в Винницкой области. Весной сорок первого года окончила школу. По всем предметам успевала, а вот по немецкому получила «неуд.», за что ее даже оставили на осень.
— И так «накрылось» мое десятилетнее образование, — делится уже с горькой улыбкой, — война помешала…
От гитлеровцев некуда было убежать. Хотели эвакуироваться, но под Кировоградом их подводу гитлеровцы завернули. Пришлось вернуться в родной город.
Оккупанты вошли в Тульчин без боя. Прихода их ждали те жители города, которых после войны назовут бандеровцами, они как раз и встречали оккупантов хлебом-солью.
Евреев начали изгонять из города недели через две. В пятнадцати километрах от Тульчина, в здании бывшего туберкулезного санатория, в Печере, гитлеровцы создали концентрационный лагерь. Туда согнали всех тульчинских евреев. Стариков и немощных жителей города, которые не могли идти, расстреливали прямо на дороге. Сначала лагерь охраняли гитлеровцы, потом, когда они пошли с боями на восток, стали командовать украинские полицаи. Они охраняли потом своих же, украинцев, для которых гитлеровцы создали другой лагерь. С еврейским он находился по соседству.
— Евреев разместили в лагере по небольшим комнатам, по сорок человек в каждой. Мужчины, женщины, дети, старики. Ни полежать нельзя было, ни переодеться. Выйти можно только в ночное время. Сходить за водой к реке Южный Буг, которая протекала рядом. Те, кто помоложе, мог пролезть через колючую проволоку, которая ограждала наш лагерь, и что-то из одежды поменять на продукты в соседних деревнях. Я так делала неоднократно, приносила потом то куриное яичко, то краюшку хлеба.
Свое истинное лицо гитлеровцы сразу же и показали. У обитателей лагеря они вырывали, вместе «с мясом», золотые зубы, у женщин — кольца, вместе с пальцами рук.
— Один раз, — вспоминает после долгого раздумья Эсфирь Ефимовна, — гитлеровский солдат выхватил ребенка у одной молодой матери, поддел на штык, а потом вращал мертвое маленькое тельце и хохотал над своей удалью.
В 1942 году на территорию лагеря заехало тридцать две душегубки. Погрузили молодежь. В ее числе оказалась сестра Фаина. Мать хотела помешать, но гитлеровский солдат ударил плеткой. Потом узнали, что девушек и ребят увезли рыть траншеи под Житомиром. Гитлеровцы кого расстреляли там, а кого — заживо похоронили. Жители украинского села, соседнего с лагерем, рассказывали, что земля эта, вырытая евреями из Тульчина, дня три будто бы потом шевелилась, и слышны были еще стоны из-под земли.
— О судьбе единственной сестры много раз потом делала запросы. Только в передачу «Жди меня» шесть раз обращалась. Но все — безрезультатно. Если бы Фаина была жива — нашла бы меня непременно, а так... Видимо, убили ее немцы в числе тех еврейских девушек и ребят из Тульчина.
Мать и отец Эсфирь Ефимовны умерли в лагере весной 1942 года. Отец мучился от гангрены на ноге.
— Где, в какой яме похоронили их гитлеровцы, — не знаю. Хотя искала место их захоронения после войны.
Голод и холод одного за другим косил обитателей лагеря.
— Легче стало, когда лагерь перешел под начало венгров, — вспоминает Эсфирь Медведева. — При них стали давать по кружке горячего гороха, при немцах же и украинских полицаях, которые до того были главными, пухли и умирали от голода. Помню, венгерский солдат оттащил обезумевшего мужчину: он разрезал грудь недавно умершей женщины и начал есть…
Из лагеря я сбегала трижды. В 1943 году — с женщиной, которую звали Женя. О судьбе ее пыталась узнать после войны. Но выяснила только, что помогала она местным партизанам. Кто-то из местных жителей сдал ее украинским полицаям. Меня же спрятала украинская семья. Жила у них на печи, прямо во дворе. Раз в день хозяйка приносила чего-нибудь поесть и давала еще небольшой горшок с углем, чтобы я немного согрелась. А потом меня выследил их сосед. Меня поймали украинские полицаи. И они же избили моих спасителей.
В 1957 году, когда один только раз ездила на родину, Эсфирь Ефимовна нашла и ту деревню, и тот дом. Хозяйка умерла после войны. Хозяин был жив. Вспомнил ее.
— Тогда же рассказали о нем в местном сельсовете, оставила у них благодарную запись, просила отблагодарить моего спасителя.
Лагерь, в который вернули Эсфирь Ефимовну, освободили части Советской Армии. В составе передвижного госпиталя дошла до Венгрии. Санитаркой помогла раненым солдатам. Один из них подарил фотокарточку. С той поры пожелтела она, но Эсфирь Медведева хранит ее и поныне: в ней — немногие теплые воспоминания, которые остались в душе после войны.
В Венгрии Эсфирь Ефимовна встретила в 1945 году и День Победы.
— Угостили тогда шампанским, вкуса которого до той поры и не знала.
В Тульчин Эсфирь Ефимовна вернулась в 1946 году. Никого нет из родных и близких. Все сгинули в военном лихолетье. Устроилась в няньки к знакомой женщине. Она же подыскала ей работу в городском фотосалоне.
Там ее и присмотрел молодой лейтенант Иван Медведев.
Жить начинали с ним на новом месте — на Алтае. Там родились сын Станислав и дочь Ирина. В Туве жил мужнин дядя, он и позвал сюда. Здесь родилась дочь Фаина.
Поначалу Эсфирь Ефимовна стирала фартуки для городской столовой. С 1961 по 1993 год работала в магазине наглядных пособий. Принимала и передавала там станки для школьных уроков труда, пробирки и препараты — для уроков химии, приборы — для уроков физики и плакаты — для уроков истории.
— После войны меня отыскала тетушка, которая жила в американском городе Чикаго. Сестра отца. С родными она уехала за океан еще в 1917 году. Прислала посылку, в которой лежали две шубы и большой отрез для пошива косынок и легкого платья. Много позже я узнала, что свой магазин тетушка отписала мне по наследству. Однако не стала я богачкой (смеется). Да и муж запретил общение с американскими родственниками: все же член партии был, и у него могли быть тогда большие неприятности…
Иван Васильевич, супруг, проработал шофером в военном комиссариате, на «скорой помощи» и в пожарной части.
— Пожарники постоянно присылают поздравительные открытки и приглашают на праздники, — делится Эсфирь Ефимовна, — помнят об Иване Васильевиче, хотя он ушел из жизни в 2002 году.
Главная гордость Эсфирь Медведевой — сын и две дочери, шесть внучек, десять правнуков и одна праправнучка.
События на Украине ранят сердце Эсфири Ефимовны. Не может спокойно смотреть о них репортажи по телевизору, особенно те из них, в которых рассказывается, как киевские власти расстреливают в Донецке и Луганске простых и безоружных людей.
— Кто-то в Киеве хочет сильно пролезть во власть, — делится размышлениями Эсфирь Ефимовна, — а обычные люди страдают. Да что там страдают — гибнут на войне, развязанной против них.
В марте Эсфирь Ефимовне исполнится 90 лет. Однако не эта дата волнует ее. А то, что война может постучаться в наш дом.
— Не приведи господи пережить нашим детям и внукам то, что выпало на мою долю и долю моих сверстников. И пусть молодежь видит только мирное небе над головой.
Михаил РУДАКОВ