Над деревней сгущались сумерки. Где-то совсем рядом слышался истошный лай собак да заливистое пение петуха. Опираясь на трость, Григорий Петрович застонал, присаживаясь на лавочку, которая стояла в глубине его сада под старой яблоней. Ранения, полученные в Великую Отечественную войну, все чаще давали о себе знать: болели старые раны, отказывали ноги…
Вот уже год, как умерла его любимая жена Полина, с которой он прожил много лет. И, сидя под старой яблоней, он невольно вспоминал свою жизнь…
Впервые увидел он на фронте санитарку Полину, с черными, как смоль, глазами. И он, командир отделения, старший сержант, вдруг почувствовал, как забилось его сердце при виде девушки. Они вместе прошагали по трудным дорогам войны, не боясь смерти. Однако в Польше Григория Петровича контузило, и он попал в госпиталь, а потом — опять на фронт…
Попала в госпиталь и Полина после ранения, вскоре ее комиссовали, и она уехала в Сибирь, где выросла. Победу Григорий Петрович встретил в Берлине. После войны он нашел Полину и приехал к ней. Родился у них Кирилл, лицом похожий на мать. Сын вырос, закончил институт и остался жить в городе, работал хирургом в одной из клиник. Он приезжал, звал к себе, но Григорий Петрович и думать об этом не хотел. К нему приходила женщина из соцзащиты, приносила продукты, прибирала в доме, и в душе Григорий Петрович был ей благодарен. Она всегда напоминала ему его мать.
В детстве жил он с родителями в маленькой деревушке на берегу речки. Отец рыбачил, рыбу продавал, а мать хлопотала по дому, управляясь с хозяйством.
Началась Великая Отечественная война, и не было ни одного дома, откуда бы не ушли на фронт мужья, сыновья, братья. Словно опустела деревня, не стало слышно задорных девичьих песен у речки вечерами, не слышался звук гармошки и смех…. Исполнилось тогда Григорию 17 лет. Он пошел в военкомат с просьбой, чтобы его взяли добровольцем, но военком посмотрел на него и отправил домой, а через год его призвали в армию и отправили на учебу, после чего — на фронт.
Однажды, за день перед боем, получил Григорий Петрович письмо от соседки, тетки Нюры, о том, что отец его на фронт ушел после смерти матери. Уткнулся тогда в шинель Григорий Петрович и заплакал скупо, по-мужски.
— Ты чего, Гриш? Успокойся…. Вот разобьем фашистов, домой вернемся… Жизнь новую начнем. Хочешь, чтобы дети наши жили лучше нас? Так чего тебе написали-то? — всматриваясь в лицо друга, спрашивал Иван Соколов, с которым Григорий прошел по трудным дорогам войны до Берлина.
Нахмурив брови, Григорий вздохнул, опустив голову:
— Мама умерла, Иван…
Иван положил свою руку на плечо друга:
— Понимаю… Но ты держись, Гриша… За всех матерей, детей будем биться… чтобы фашист не прошел… Дойдем до логова Гитлера. Разобьем его, вот тогда-то успокоимся…
Григорий Петрович вздрогнул, когда у калитки залаял пес Дружок. Тяжело ступая на больные ноги, он смахнул со щеки слезу и пошел к калитке. Удивился, увидев перед собой фронтового друга Ивана Соколова. Не говоря ни слова, они обнялись крепко, по-мужски. Оглядывая с ног до головы Ивана Степановича, Григорий Петрович словно очнулся:
— Не ждал, Иван, не ждал… Как ты надумал-то приехать с твоим больным сердцем?! Как давно мы не виделись с тобой, только звонили друг другу…
— Не стареют душой ветераны, ветераны — народ боевой! — словно пропел Иван Степанович, оглядывая своего друга.
Григорий Петрович махнул рукой:
— А ты все такой же!
— Решил повидаться с другом… Три года у тебя не был, — улыбаясь, сказал Иван Степанович, проходя вперед. — У тебя, я вижу, все по-старому…. Только чувствуется, что живет холостяк…
Он поставил бережно к столу свою сумку, вытирая пот со лба.
— Располагайся, будь как дома, Иван. Мой руки, и к столу!
Григорий Петрович вынес из комнаты чистое полотенце и повесил около умывальника. Присев, вздохнул:
— Да… Страшно вспоминать войну, Иван… Все пережили — выжили… Всегда думал и думаю: не дай Бог никому увидеть войну…. С Полиной я был самый счастливый человек. Проводили ее с достоинством. Все вас с Соней ждала…
Говоря, Григорий Петрович незаметно смахнул слезу со щеки.
Иван Степанович выложил из сумки копченую рыбу, варенье, яблоки, приговаривая:
— Это моя Сонечка постаралась… Привет тебе передает. Болеет моя Сонечка, астма у нее… К каким только врачам не возил, да по курортам — бесполезно…
Григорий Петрович грустно посмотрел на подарки, вздохнул:
— Здоровье не купишь… Смолоду его беречь надо…. А наша молодость трудной была… Но ничего, все пережили…. Спасибо вам с Соней, спасибо, что не забыли… Друзья мы с тобой фронтовые, и этим все сказано, Иван. Проголодался, дорога-то дальняя… Выпьем с тобой по стопочке…
Григорий Петрович поставил на стол бутылку водки, закуску:
— Мы с тобой жизнь прожили достойную, Иван, дети наши и внуки не будут за нас краснеть. Я ведь тебе, Иван, до смерти буду благодарен, что ты меня раненого из-под носа фашистов утащил… Спас ты меня… Разве такое забудешь? Мне много лет война все снилась… Иван, помянем всех тех, кто жизнь свою за нашу Родину положил…
Друзья встали, молча выпили и стояли минуту, словно замерли… Первым заговорил Иван Степанович:
— А ты помнишь, Гриша, командира нашего? Каждого солдата в лицо знал… А какой смелый был! Столько лет прошло, забыл фамилию, не могу вспомнить… Мы готовы были за него в огонь и в воду… Помню, когда он погиб, то мы как будто отца родного потеряли…
— Да, настоящий мужик был, честный, за каждого солдата горой стоял. У него ведь сын летчиком был, погиб… Запамятовал тоже, не помню фамилию… Вообще, старые мы стали, с памятью проблемы…
Григорий Петрович хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.
Пристально смотря на друга, Иван Степанович спросил:
— Я знаю, что ты много лет искал, где погиб твой отец, нашел или нет?
— Не нашел, Иван… Бумага пришла из Москвы в 65-м году, что без вести пропал… Ты же помнишь, я говорил, что мне последнее письмо из госпиталя пришло на фронте… Подлечился, наверно, и опять — на фронт… Ищут же много лет фронтовиков, может и моего найдут… Если помру, сына известят.
Григорий Петрович опустил глаза, стараясь скрыть на глазах слезы, продолжал:
— Полине памятник поставил, рядышком место есть для меня… Костюм с медалями сыну завещаю… Мало нам осталось с тобой, Иван…
До полуночи сидели друзья, вспоминая фронтовые годы. Не выдержал Григорий Петрович, крепко друга обнял и заплакал, как когда-то на фронте. Иван Степанович крепко сжал руку друга, прошептал:
— Давай отдыхать, Гриша… Тяжело ворошить прошлое… Войною опаленная наша с тобой юность была, но жизнь закалила нас навсегда.
— Да, ты прав, друг мой… Как хорошо, что ты приехал, Иван… Может, последняя у нас встреча… Солдатская дружба — крепкая дружба.
Друзья обнялись и стояли молча какое-то мгновение, словно прощаясь. Наступил рассвет… То в одном конце деревни, то в другом слышался лай собак, а из-за гор медленно всходило солнце, грея своими лучами землю.
Людмила СУСОЕВА (ПУТИНЦЕВА)
с. Ермаковское Красноярского края