Среди коллег, учителей английского языка, он примечателен не только своей половой принадлежностью, не самой типичной для современного учителя. Дипломированный специалист в области международных отношений, выдержавший экзамен в кембриджском лингвистическом центре Новосибирска, эрудированный юноша Ай-Хан Стручков фактически живёт двумя жизнями: днём он ведёт English в школе №1 Кызыла, а после работы, дома, — садится за компьютер и погружается в удивительные миры, которые рождаются в его воображении. Хотя у Ай-Хана нет ещё авторских публикаций, если не считать его конкурсной сказки в университетском сам-издате, себя он — пусть пока только мысленно — называет писателем. С оговоркой, конечно: начинающим писателем.
В компьютере у Ай-Хана — несколько законченных рассказов. Сейчас он работает над произведением, которое определил как роман. Это будет довольно масштабное для начинающего писателя полотно с оригинальной сюжетной линией. Впрочем, Ай-Хан сам всё расскажет. Интересно, что потребность выражать себя в художественном слове пришла к парню не так давно. Как и тяга к чтению.
— Очень сильный интерес я испытал только после пинка мудрых на втором курсе университета, — признаётся парень. — Это было занятие по General English — общий курс. Проходили тему большого брата. Прочитали текст, пообщались. Грамматику быстро пробежали. Перешли к теме слежки со стороны государства, и в этой связи вспомнили роман Оруэлла «1984». Преподавательница спрашивает: читали ли вы эту книгу? Сидит группа в 15 человек — и никто не поднял руки. Тогда она интересуется: читали ли вы «О дивный новый мир»? Опять ни одной руки. Преподавательница посмотрела на нас разочарованно. Махнула рукой и говорит: ну вас, вы тёмные. Меня это очень задело, и с тех пор я стараюсь постоянно читать.
Потом, на пятом курсе, мне в голову пришла хорошая идея, и я её записал. Меня поразило то, что стоило мне сесть за компьютер — и мысли меня просто унесли. А когда работа закончилась, я пытался понять — я ли писал… Отправляю это своему преподавателю по английскому языку — она очень начитанный специалист, профи в английском. И она вдруг отвечает, что идея очень хорошая. Это небольшой рассказ, больше похожий на план — там всё кратко, тезисно. Набросок для произведения. Она сказала, что идея в принципе очень сильная и что такого раньше не было. Это меня зацепило.
— То есть какие-то элементы новаторства…
— Да. Сказать честно, я с презрением отношусь к большинству современных писателей, потому что они перевирают классику. Воруют элементы старых произведений, которые давно покрылись пылью. Я сторонник того, что литература должна совершенствоваться. Пусть много всего великого написано — нужно размышлять, искать, творить что-то на уровне шедевров 19–20 века.
А сейчас я страдаю над романом, который, думаю, станет главной моей вещью. Это нечто из области социальной фантастики.
— Почему вы выбрали такую плоскость повествования?
— Жизнь мне кажется неимоверно скучной, и хочется, чтобы были какие-то чудеса. Чтобы было что-то, превосходящее наше понимание. Например, сейчас параллельно я работаю над рассказом про музыканта. Он оглох на левое ухо и стал слышать волны времени. Они до него доносили и дискуссии с греческих симпозиумов, какие-то моменты будущего, симфонии, крики умирающих. Чудесные моменты.
— Откуда вы берёте эти мысли?
— Наверное, это всё идёт из глубин подсознания. Бывают такие проблески, моменты озарения.
— Чем зачитываетесь?
— Кафку любил в студенчестве.
— Ну да, у вас упор ведь на иностранную литературу…
— Да, но мне и Достоевский очень сильно нравится. Не всё у него читал, но… «Братья Карамазовы» очень понравились. «Записки из подполья» — замечательная вещь. «Игрок». Стругацкие понравились. В армии я почувствовал, насколько сильно люблю Россию, как раз благодаря Стругацким. Сейчас я зачитываюсь Джеймсом Джойсом. Писатель, написавший величайшую англоязычную книгу — роман «Улисс». Весь роман, 700 страниц, плюс 200 страниц комментариев, это всё повествование об одном дне.
Мне нравится Фридрих Ницше. Это гигант мысли и уникальная фигура. Нам нужно читать его сейчас, когда общество погрязло в потребительстве. Сейчас читаю Стивенсона «Чёрная стрела». Недавно читал Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки». Мне кажется, чем больше я читаю, тем больше личностей в себе открываю. Вся литература — это потаённые части нашего «Я», которые дремлют, и их просто надо разбудить.
— Расскажите немного о том романе, над которым вы сейчас работаете.
— Я озаглавил его «Огни Вселенной».
— Что родилось вперёд — роман или название?
— Сначала, наверное, родилась потребность его написать. Мне очень не хватало такого места, куда можно было бы свободно прийти, посидеть там в более-менее достойной компании. Это роман про один паб — что-то вроде бара. Этот паб сам по себе — модель микровселенной. Есть хозяин этого паба, который со всеми дружит. Туда приходят очень разные люди. Простые и сложные. Все общаются и всем комфортно. Можно прийти после работы, выпить, подискутировать с кем-нибудь. А главный герой — олицетворение связи между людьми. Объединяющая сила.
— Прообраз есть?
— Да, это сам Хемингуэй, хотя я его немного изменяю.
— А у заведения?
— Заведение — частично наша «Книжная лавка», которой, к сожалению, больше нет. Хотя я расширил, добавил, усилил некоторые моменты.
— На каком этапе сейчас эта вещь?
— Есть первые главы, начало и конец. Это будет очень масштабная вещь в плане того, что охватывает большой промежуток времени: с 20-х годов прошлого века, заканчиваясь в 10-м году этого века.
— Где происходит действие?
— В городе Калининграде. Хотя — образ взят частично. По большей части это такое вымышленное место. Хочется соединить какие-то элементы Канады и Калининграда. В Канаде жизнь другая, мысли другие, свободы больше. А мне этого не хватает в окружающем мире.
— Какова вообще задумка?
— Я хочу показать, как человек одной определённой эпохи подстраивается к другой. Заканчивается всё тем, что главному герою 88 лет, он путь свой прошёл и осознаёт это. Много что потерял и много что приобрёл. Прошёл через ненависть, любовь — но основные его черты характера остались. В конце, когда ему уже 88, он уже не может подстроиться под современный мир. Ему всё глубоко противно, он не понимает людей, с которыми разговаривает. Получается, он так и остаётся хозяином паба. Люди, которые к нему приходят, — они вроде и читают всё то же самое, что он, смотрят фильмы, которые он смотрел, — но они уже другие. Мне хочется это показать. Что человек одной эпохи может понимать людей другой эпохи, но стать их частью он не может. Наступает некоторая отчуждённость… Но центральная тема, конечно, другая. Мне хочется показать, как главный герой обретает себя, испытания проходит. Любовь, дружба — это всё для него испытания.
— Как долго, по вашему замыслу, вы будете работать над произведением?
— Если я буду работать постоянно, мне понадобится 40 тысяч часов. Месяца два постоянной работы. Если писать с утра ежедневно.
Признаться, я и восхищён, и одновременно в ужасе от того, что моя работа намечается такая масштабная. Поначалу я этого не предполагал. Поэтому сейчас параллельно с этой работой мне хочется написать небольшой дебютный роман, чтобы, так сказать, заявить о себе. Поэтому я ищу взрывную идею. Такую, которую примет большинство читателей. Приличный художник не может жить на чердаке и питаться акварелью. Так мог делать только Ван Гог. Мне кажется, что у писателя есть долг перед литературой и историей, он должен писать шедевры. Но иногда можно писать и на потребу публики.
— Включать иногда Дарью Донцову?
— О нет. Она вызывает у меня ужас. Лёгкое чтение для меня — это Борис Акунин, приключения Эраста Фандорина. Мне кажется, можно написать что-то вроде «Заводного апельсина», но не в такой жёсткой манере. Это Энтони Бёрджесс, про попытку государства уничтожить подростковую жестокость.
— В ваших работах есть намёки на Туву?
— Нет. Я считаю себя космополитом. Частью мира, а не какого-то отдельного уголка земли. Я беру жизнь в целом. Потому что если принимаешь одну сторону, автоматически отвергаешь другую. Это всё ведёт к ксенофобии, ненависти, агрессии. Лучше быть космополитом.
— Какая у вас мечта?
— Мне хочется, чтобы у меня была определённая свобода действий. Чтобы я мог с утра проснуться, взять газетку, кофе выпить и сесть за работу. Работать до обеда, скажем. Потом предаваться каким-то своим развлечениям, а под вечер сидеть и почитывать книги. Мечта писателя.
— А публиковаться-то где, как, на какие деньги?
— Мне советуют здесь. Но сейчас главное — написать. Я собираюсь продолжить образование, пойти в аспирантуру на филологию. Литературная классика научила меня стремиться создавать высокое. Чтобы и словарный запас был обширный, и обороты речи были не такие простые, как в бульварных изданиях и низкопробной литературе.
— Чем сложнее будут ваши обороты, тем меньше будет у вас читателей…
— А я всё это заверну так, чтобы было интересно всем. Это всё дело метода.
— У начинающих писателей есть потребность, чтобы их оценили — и не кто-нибудь, а писатель признанный. А для этого нужна публикация.
— Мне жаль, что закрылся альманах Бориса Стругацкого, там можно было печататься.
— То есть у вас нет такой потребности, вы уверены в собственных силах?
— Да, я уверен. Я верю в свою звезду, и она верит в меня. И это даёт мне силы.
Виктория КОНДРАШОВА