24 июля исполнилось 95 лет со дня выхода первого номера «Тувинской правды». Официальные торжества по этому поводу намечены на осень, когда окончится отпускная страда. Но дата есть дата, и мы встречаем ее публикациями об истории нашей газеты. Этот материал – воспоминания Натальи Богдановской.
Дорогой коллектив моей любимой родной газеты!
Поздравляя вас с очередным юбилеем, дарю в архив этот снимок почти полувековой давности. Это – мой первый трудовой коллектив. Корректорская «Тувинской правды» перед выходом на демонстрацию 1 мая 1970 года. Снимок сделан во дворе старого здания на ул. Ленина, 17 на фоне забора, где еще отсутствует позднее построенный гараж.
Здесь не весь коллектив, а та смена, которая на работу выйдет после демонстрации. Слева направо: Раиса Ивановна Сандина, выпускающий смены, Зинаида Нефедова, старший корректор, я, подчитчик или официально – младший корректор, Клавдия Александровна Сокурова, ревизионный корректор, и Любовь Баклыкова, корректор.
Спокойный, уравновешенный, и в то же время страстный рыбак и охотник Александр Иванович Бонин развлекал нас своими байками. А впервые я увидела его в кабинете, где располагался отдел промышленности, которым он заведовал. От всех остальных этот отдел отличался тем, что большую часть помещения занимал биллиардный стол, который я видела впервые. Оказывается, в редакции был просто культ биллиарда, почти вся мужская часть коллектива владела кием. А частые турниры были своеобразным ритуалом редакции. Когда же появлялся Вячеслав Бузыкаев, молодой, шустрый, смешливый, это был праздник. За какой-то час всех успевал одарить комплиментами, засыпать шутками, анекдотами. Сначала все эти вечерние посиделки казались исключением, чем-то нереальным, ведь журналисты для меня, наивной выпускницы, в те годы были почти небожителями. Незабываемые моменты новых откровений жизни… Женщин-журналисток я немного побаивалась. Каждый раз, когда заносила полосы дежурным по номеру Ларисе Петровне Четвериковой или Светлане Владимировне Козловой, заставала их с головой погруженными в работу. Они молча отдавали мне прочитанное и забирали новые полосы. Заговаривать с ними я не решалась…
В ЖУРНАЛИСТИКУ – ЗА РУКУ В тот месяц, когда я еще сновала, как челнок, между редакцией и типографией, появился в моей жизни незабвенный Юрий Николаевич Смирнов. В одно из его дежурств по номеру, забирая у меня полосы на читку, Юрий Николаевич поинтересовался, как мне работается. Это был первый из журналистов и единственный, кого заинтересовала моя судьба. Мужчина, обладавший редчайшим даром человечности, москвич, приехавший в Туву на работу, женившийся на дочке С. Тока Анне, несколько флегматичный, как мне показалось на первый взгляд, а на самом деле человек глубокого философского склада ума. Узнав о моих планах, Юрий Николаевич не только проявил внимание ко мне, но и окружил наставнической заботой. С первого же разговора настоял на том, чтобы я начинала писать в газету. Обнаружив, что нет у меня даже мыслей, о чем писать, нашел первую тему. Это была выставка новых поступлений книг в республиканскую библиотеку, о чем и была написана моя первая заметка. Маленькая «информушка», поставленная первой в боковой колонке новостей на средней полосе, под которой я впервые увидела напечатанной мою фамилию, так и стоит перед глазами. А потом было еще немало публикаций, и все они увидели свет благодаря настойчивому патронату Юрия Николаевича. Светлый человек, спасибо ему! Первый и самый непосредственный отдел в редакции, с которым курьер имеет дело, это секретариат. Одни мужчины, и все так и норовят подшутить надо мною, тем более, после той моей пропажи. Особенно отличался Федор Лукич Спиридонов, ответственный секретарь. Весельчак, балагур, любитель игры на гармошке, как разнообразил и украшал он жизнь в «Тувинке». Был в секретариате еще один человек,
которого называли литературным правщиком, Валерий Локонов. Его творческая прическа из длинных волнисто спадающих на плечи волос, загадочный изъян лица, а главное – его работа, производили на меня сильнейшее впечатление. Ведь он исправлял ошибки у самих журналистов! В секретариате была всегда кипучая жизнь: забегали журналисты из отделов, появлялись частые гости из творческой среды, о которых я раньше только слышала по радио, так как газет не читала. Бывали и такие моменты, когда уже при входе в здание редакции было слышно, на каких высоких нотах распекает работников секретариата редактор Маслов. Чтобы не нарваться, приходилось ожидать окончания этих разборок где-нибудь в другом кабинете. Также обитали в секретариате фотокорреспондент, по-моему, в те годы еще работал Григорий Сиротин, и художник Юрий Георгиевич Курский. Юрию Георгиевичу я очень благодарна за то, что он открыл мне суровую правду жизни и тем самым оградил от ненужных испытаний. Потому как мечта получить искусствоведческое образование меня не оставляла, я уже списалась с Ленинградским Репинским институтом и получила методические материалы, поступив на заочные подготовительные курсы. Мне катастрофически не хватало литературы, в республиканской библиотеке тоже не было тех книг, которые были указаны. И я, уже освоившаяся в редакции, набралась смелости, чтобы обратиться за помощью к Ю. Г. Курскому. Сначала он, человек тоже приезжий, пообещал, что попытается найти какие-нибудь книги у других художников, но вскоре прекратил поиск. А потом очень прямо и честно предложил мне оставить эту мечту, потому что шансов поступить даже со второго и третьего раза у меня очень мало. Главная причина – отсутствие среды, в которой я могла с детства вращаться в этой сфере. В отличие от ленинградской, интеллигентской, насквозь пропитанной духом искусства. Спасибо ему за урок реализма наивной провинциалке.
ПЕРВАЯ КОМАНДИРОВКА После первого курса я приехала в родную газету на практику. Моя первая командировка – в Баян-Кол, на сенокос – сохранилась в памяти как самое суровое испытание за всю мою журналистскую деятельность. Сначала сама тема: боже ж ты мой, что я, городская жительница, знаю о заготовке сена? Потом – отсутствие транспорта, мне было велено добираться на автобусе. Когда водитель высадил меня у развилки и объяснил, что дальше надо добираться пешком, наступило первое шоковое состояние. Сорвав ветку, чтобы отмахиваться от комаров, потопала по проселочной дороге, пока не уткнулась в паромную переправу. В село добралась после обеда, с трудом нашла представителя совхозного начальства, который отвел меня в какое-то здание, отомкнул дверь и сказал, что это – гостиница. На полу – только матрацы, вода в речке неподалеку, столовой нет, за хлебом надо идти в пекарню. На ночь не забыть запереть дверь и никому не открывать. А завтра мне дадут машину для поездки на покос. На этом мы и расстались. Поход в магазин закончился покупкой банки рыбных консервов. В пекарне, где рядами стояли огромные булки хлеба, в ответ на просьбу отрезать мне половину, последовал снисходительный ответ: отрезать не будем, возьмите целую, так и быть, дадим бесплатно. Поход на реку с ведром – та еще картина. Наконец, уже в сумерках я, глотая слезы, жевала хлеб, запивая водой из притока Енисея. А через некоторое время мимо окон, на которых не было занавесок, стали с гиком скакать молодцы на конях, поднимая тучи пыли. Звуки хлыстов погонщиков, топот копыт, кромешная тьма за окном, так как на этой улице не было освещения, бесприютное мое одиночество наводили на меня еще большую тоску… Так вот ты какая, профессия журналиста! Утром все пошло веселее, на покосе работала лучшая механизированная бригада, очень доброжелательные мужчины, хлебосольная женщина-повар, которая и рассказала мне, что вчера в совхозе был день зарплаты. Кое-как разобралась я в тонкостях сенокоса, и даже увидела, что несколько сметанных зародов уже покосились, а это значит, непременно погниют под дождями. Не все гладко было и с временным бытом заготовителей, кое-какие цифры, что дали в конторе, тоже не складывались… Как я умудрилась написать критический материал, до сих пор не понимаю. А потом возмущенные критикой представители администрации совхоза приехали разбираться, назревал скандал, но все обошлось, моих ошибок в материале не было обнаружено. Да, не о такой журналистике я мечтала. Теперь-то я понимаю, что меня тогда просто испытывали на «вшивость», ведь практику я проходила не у моего любимого Юрия Николаевича.
НЕ СОСТОЯВШИЙСЯ ЗАХОД После окончания университета у меня возникла долгая неразбериха с распределением. Проведя почти десять дней в кабинетах Красноярского обкома партии, где заведующий сектором печати с утра до вечера обзванивал по нескольку редакций, мне в конце концов предложили должность редактора на телевидении в Дудинке. Ну уж нет, туда-то я точно не поеду! И предложила созвониться с нашим Тувинским обкомом, чтобы поступить в его распоряжение. Вернувшись в Кызыл, по дороге в обком заглянула в родную «Тувинку». О том, что Маслов берет в штат только выпускников Московского или Ленинградского университетов, редко – Свердловского, я знала. С моим Иркутским шансов было маловато, но надежда теплилась… Василий Лаврентьевич сначала напомнил мне, что специализировалась я по телевидению, потом долго сокрушался, объяснял, что написал приглашения пяти желающим приехать журналистам из других городов, ждет от них ответа… Предложил подождать, пока кто-то из них откажется… Так не состоялся мой второй заход в родную редакцию. Но он все-таки произошел, и было это на исходе моей журналисткой карьеры, когда после закрытия газеты «Эфир» и увольнения из Комитета по телевидению и радиовещанию по приглашению редактора Анны Лачугиной я отработала в «Тувинской правде» еще три года. Самых замечательных и насыщенных событиями, а главное – в кругу одаренных, неординарных коллег.
Кстати, в наши молодые советские годы это была своего рода традиция, когда журналисты в Кызыле ходили буквально по кругу: «Молодежка», «Тувинка», Гостелерадио. И опять по новой с несколькими перестановками. Как правило, на радио и телевидение «ссылали» проштрафившихся.
Один из примеров – Юрий Танхилевич. Когда я в качестве молодого специалиста приступила наконец к работе на телевидении, его, талантливейшего журналиста, но очень несдержанного на язык и не отличавшегося дисциплиной, из «Тувинской правды» отправили в редакцию телевизионных новостей. И он стал моим первым начальником, старшим редактором. Появлялся на работу, как правило, после обеда, когда новости были уже собраны, быстренько пробегал глазами по текстам, правил их беспощадно, а видеоматериал даже не просматривал, ставил свою визу и опять исчезал. Для него, газетчика, телевидение журналистикой не являлось, так, развлекаловка… Ссылка, правда, продолжалась недолго, буквально через два месяца опального Танхилевича вернули в «Тувинку».
Дружба моя с «Тувинской правдой» не прерывалась никогда. Долгие годы еще и потому, что в ней работал супруг. А на Василия Лаврентьевича обид не было, наоборот, я очень благодарна ему за его доброе участие во всей моей судьбе. Рада, что успела сказать ему об этом, когда мы встретились на 85-летнем юбилее газеты.
Так сложилась моя судьба, что первая и последняя записи в трудовой книжке сделаны в редакции газеты «Тувинская правда». Я с ней связана такими тесными узами, что сейчас, находясь вдали, больше переживаю за нее, чем за телевидение, которому тоже отдано немало лет. Знаю, что у вас очередная реорганизация. Понимаю, как это болезненно. Понимаю, как это трудно – в век тотальной цифровизации удерживать на плаву печатный орган. Но я уверена: все у вас получится.
Желаю вам и в дальнейших испытаниях удержаться, сохранить нашу уникальную газету. Если не в качестве действенного рупора, то хотя бы как символ преемственности и непрерывности в истории. Символ вековой уникальности Тувы, пережившей разные эпохи, но всегда сберегавшей для потомков самое ценное в ней. Ведь «Тувинка», так же, как и «Шын», – это эпохальные символы, свидетельства устойчивости интеллектуального пространства Тувы. Эти газеты помогали ее народу справиться с безграмотностью, вдохновляли на победу в Великой Отечественной войне, на строительство развитой советской республики, поддерживали в трудные годы испытания перестройкой, прошли с читателями вместе уроки либеральной экономики и многое другое, отстаивая самое главное – честь и достоинство народа. Долгой тебе жизни, родная «Тувинская правда»!
Наталья БОГДАНОВСКАЯ
г. Абакан